– Но это десерт.
– Не хотелось бы тебя разочаровывать, но на твой банановый хлеб никто не рассчитывал. Со вчерашнего вечера на кухне Джулиана и Эмбер, вероятно, трудились три кейтеринговых компании и сам Гордон Рамзи.
– Но я обещала!
Законно ли вообще фантазировать о чем-то с ее участием? В данный момент я всерьез об этом задумался. Психологически ей лет пятнадцать.
– Наверняка они об этом уже забыли.
– Я переписывалась с Кэти и Лори всю неделю. Они точно помнят.
Они общались всю неделю? Не потому ли мама вставала с постели, а Кэти действительно приходила на работу? Нечто абсурдное и необоснованное сжало мою грудь. Я проигнорировал это, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.
– За углом есть пекарня. – Я сделал глубокий вдох носом. – Хочешь купить замену или Мученица Мэдди выше того, чтобы обманывать людей?
– Немного поздно притворяться, что я выше лжи. – Она махнула рукой между нами. Верно. Я заставил ее солгать покрупнее.
Я понял, что в Мэдисон есть все, что мне нужно. Кто-нибудь должен наградить меня за глупость. Я отказался от великолепного секса только потому, что боялся, будто она… что именно? Обманом заставит меня на ней жениться? Этому не бывать.
Я вдруг вспомнил, почему оставался с Мэдисон дольше недели, хотя за все время у нас не состоялось ни одного серьезного разговора:
1. Неземной секс.
2. Греховная выпечка.
3. Она относилась к моей семье как, ну… к семье.
В ответ я изменил ей – во всяком случае, так она думала – и никогда не встречался с ее отцом, когда он приезжал в город. Очевидно, путь в ее трусики мне заказан. Лучше поскорее покончить с этой фикцией.
Я купил две буханки бананового хлеба в пекарне «Левэйн», а Мэд помчалась в супермаркет за подносом. Мы встретились на перекрестке прямо перед домом Джулиана. Она забрала у меня из рук хлеб, все еще завернутый в коричневый бумажный пакет, перехватила его за край и принялась яростно бить им о здание. Я уставился на нее в изумлении, как и вся улица.
– Могу я спросить, что, черт возьми, ты делаешь? – мой голос прозвучал более радушно, чем я считал нужным. В конце концов, она напала на выпечку. Публично, следует добавить.
– Ни один домашний банановый хлеб не выглядит так идеально, как хлеб из пекарен. Просто придаю достоверности, – последовал ее быстрый ответ, когда она высыпала испорченные буханки в купленный ею поднос и накрыла их пленкой. Она тяжело дышала, ее грудь вздымалась и опускалась в обтягивающем платье.
Я отвернулся, чтобы не думать о том, насколько идеальной она ощущалась в моих ладонях.
– Тебе следует приложить больше усилий, чтобы выглядеть так, будто ты меня терпишь, – кисло заметил я.
– Это выходит за рамки моего гонорара.
– Я тебе не плачу.
– Вот именно.
Мы пересекли улицу, не сводя друг с друга глаз. Очередное негласное состязание в гляделки.
– Знаешь, – начал я, – я мог бы…
– Нет. Пожалуйста, не пытайся подкупить меня квартирами, машинами и золотыми вертолетами. Господи, ты предсказуем. Я так рада, что встретила Итана.
Меня превзошел мужчина в трико и галстуке с «Щенячьим патрулем». Самое время признать тщетность своего бытия.
В лифте я склонил к ней голову. Не знаю почему. Просто Мэд выглядела такой… похожей на себя. Сексуальной в своем милом ретрошикарном стиле, на который так любили дрочить подростки. И даже тридцатидвухлетние магнаты.
– Ты меня только что понюхал? – она обернулась, широко распахнув глаза.
– Нет. –
– Точно дикое животное.
– Все лучше, чем чихуахуа в ошейнике «Щенячьего патруля».
Она закатила глаза, будто я цирковой пони, повторяющий один и тот же трюк, взяла мою ладонь и приложила к своей обнаженной ключице. Я подавил желание сглотнуть. Ее кожа была горячей, шелковистой и идеальной; в том, как Мэд потирала свою нежную шею моей большой ладонью, не таилось ничего сексуального, но я уверен, что к тому времени, как она закончила, на головке моего члена красовалась жемчужина предсемени.
– Вот. – Она отстранила мою руку. – Этой порции моего запаха хватит тебе до завтрашнего утра, и ты будешь пахнуть мной, когда мы войдем. Счастлив?
– С тобой? Никогда, – выплюнул я.
Она улыбнулась.
Я нахмурился.
Лифт открылся, и мы вышли.
Черт побери, нам предстояла длинная ночь.
Джулиан жил в пентхаусе с пятью спальнями в Верхнем Вест-Сайде с видом на город, его обитель странным образом напоминала бордель, учитывая мебель с красной обивкой, канделябры и просторный бар. Как только мы прибыли, я отвел отца в комнату Клементины, чтобы перекинуться парой слов. Его щеки впали. Жизнь медленно утекала из Ронана Блэка. Не знаю, чего именно я ожидал. Ведь знал, что не существует лечения для его миллиардного уровня рака. Грант сказал, что подвергать отца химиотерапии – если даже анализы крови позволят ему ее пройти – стало бы пустой тратой времени и усилий, которая заставит его чувствовать себя еще хуже. На данный момент речь шла о том, чтобы отец чувствовал себя комфортно.