Дьявол в ее постели

Для молодой женщины… ну, относительно молодой… она вдруг ощутила себя очень старой. Где она только ни побывала, чего только ни пережила, ни перестрадала. Под руководством мастеров своего дела изучала почти все виды искусств – от боевых до творческих. Взбиралась на вершины. Ходила по краю. Нарушала почти все границы, преступала через все дозволенные женщине пределы – во всех областях, кроме одной.

Секса.

Франческа громко фыркнула, встала и, подойдя к окну, принялась задумчиво играть кистями тяжелой бронзовой шторы. Может быть, настало время по-настоящему переспать с кем-нибудь из мужчин, из которых она выжимает информацию? Она задумалась, прикусив губу. Не так-то это просто. Нужно выбрать достойного увидеть ее нагой. Найти руки, достойные к ней прикоснуться. Губы, достойные поцелуя.

Тело, достойное слияния.

Да-с… есть над чем поразмыслить!

А, впрочем, кого она обманывает?

Каждый раз, отправляясь по этой дорожке, мысли ее обращались к лорду Дрейку. Его поцелуй разжег в ней пожар, который пришлось тушить несколько дней. Его прикосновение вымыло из головы все мысли, все иные чувства, превратило в трепещущий сгусток желания. А Дрейк, насколько она в курсе, не имеет никакого отношения к Кровавому Совету. Никакой связи с ее жизнью.

Кроме обещания вознести ее на небеса…

Франческа вздрогнула и закусила губу, вспомнив, как скользил, бархатом обволакивая тело, его глубокий звучный голос.

Нет-нет, лучше выбрать кого-нибудь другого! Не такого подозрительного. Не такого опасного. Что-то подсказывало ей, что за непроницаемым взглядом Дрейка скрывается человек по-настоящему опасный – такой, с каким даже она не сможет справиться. Как ни неприятно это признавать.

И потом, он уверяет, что знал Франческу. И у нее нет способа это проверить.

А это значит, что он опасен уже на совершенно ином уровне.

Она коснулась подживающей глубокой царапины на бедре. Эту рану Франческа нанесла себе сама несколько недель назад, чтобы остался шрам. И все еще злилась на себя за то, что совсем об этом забыла. Так старалась походить на Франческу – и упустила важную примету!

Нет, самое разумное, что можно сделать – держаться подальше от Престона Беллами, лорда Дрейка.

Даже его имя – «Дрейк» – означает «дракон»; а двум драконам в одном городе тесно.

Франческа выбежала из кабинета, спустилась в холл и громко позвала лакея. Поворачивая за угол, едва не столкнулась с пожилой женщиной.

– Сирейна! – Франческа поддержала женщину за плечи, чтобы та не упала. Цыганка была по-прежнему стройна и изящна, но из-за ревматизма передвигалась с трудом. – Прости, я тебя не заметила!

– Что, дитя мое, обдумывала какой-нибудь хитрый план? – Сирейна ласково, словно ребенка, потрепала ее по щеке.

Подхватив старшую подругу под руку, Франческа помогла ей спуститься по лестнице в подвальный этаж. Хотя теперь Сирейна жила в графском особняке, самой роскошной обуви она по-прежнему предпочитала мокасины из звериных шкур, какие изготовляло ее племя в горах на востоке. Теплые, легкие и удивительно бесшумные.

– Милая, ты сегодня куда-то идешь? Может быть, приготовить зелье для кого-то из твоих злодеев?

– Нет, сегодня не надо. Что мне нужно – это слуга, чтобы установить на заднем дворе шест для прыжков! – И она еще раз громко позвала дворецкого. – Куда все подевались?

– Шест для прыжков? – Сирейну было не слишком легко удивить, но сейчас ее густые черные брови поползли на лоб. – Зачем он тебе понадобился?

– Хочу потренироваться, милая Сирейна. Если не сумею перепрыгнуть улицу, останется от меня мокрое место на мостовой.

– И высоко ли придется лететь? – с беспокойством свела брови Сирейна.

– Всего-навсего с третьего этажа. – Увидев наконец одного из лакеев, Франческа просияла. – Но я знаю эту часть города, улицы там узкие. Справлюсь. И еще хочу одолжить у тебя пару мокасин!

Чандлер задыхался. Легкие полны воды и свинца, руки и ноги в костяных оковах. Он бьется, отчаянно кричит – но вместо звука изо рта вылетает туча мошкары. Летит вверх. Вверх. Их жужжание бьется в ушах, словно хлопают крылья летучей мыши. Оглушительный ритмичный грохот.

Это смерть.

Глаза щиплет от слез. От соли. Разъедает чем-то едким, химическим.

Хочется кричать: «Я ничего не сделал!» Ничего плохого! Пока ничего. За что же он горит здесь живьем? Что натворил, раз грехи срезают с него ледяным лезвием? Почему должен умереть, если еще не жил?

Вода и огонь. Но обжигает и то, и другое. Сдирает мясо с костей. Отдирает жизнь от любви. Срывает с него все, что ему дорого.

На этот раз он во всем виноват. Он разжег огонь – и теперь пожар мечется по особняку Мон-Клэр, пожирая все на своем пути. Если бы только найти воду! Если бы потушить огонь! Если бы ее спасти!

Спасти их.

Франческу. Пиппу. Всех.

Он так старался! Но победить огонь, разожженный собственными руками, оказалось ему не под силу. И теперь он в плену огня. Пламя обжигает. Пламя сожжет дотла весь город, если он его не остановит.

Языки пламени уже лижут подошвы ног, обугливают, отслаивают кожу и…

Бам!