Дьявол в ее постели

– Откуда ты знаешь, что этот ублюдок Таттл сказал правду? – в отчаянии воскликнула она. – Что, если он отправил тебя по ложному следу? Что, если даже под угрозой смерти продолжал защищать Совет? Ты же не знаешь, может быть, они угрожали его семье, или…

– Франческа! – Он произнес ее имя мягко, но в голосе прозвучала сталь.

Она прикусила губу.

– Документы, связанные с гибелью графа и его семьи, не могли просто так отослать в пыльное хранилище и забыть об их существовании. Их место в государственном архиве – в Вестминстере, черт бы его побрал! В родословных книгах британской аристократии. Да скорее бы их отдали тебе, чем просто потеряли. Понимаешь, о чем я?

Да. Хоть и предпочла бы не понимать.

Он ущипнул себя за переносицу.

– Тут и объяснять нечего. Факт в том, что письмо скрыли, а не потеряли.

– Точно мы не знаем! – упрямо настаивала она. – Я не поверю, пока не увижу по… печать моего отца! – Она едва не сказала «почерк» – почерк Чарлза Харгрейва.

Чандлер шагнул вперед так, словно хотел к ней прикоснуться, но тут же остановился. Франческа была этому рада. Сейчас она не смогла бы ни принять от него утешение, ни отвергнуть.

– Почему ты упрямишься? – спросил он негромко, словно надеясь мягкостью тона скрасить жестокость своих слов. – Это ответ, Франческа. Шаг в верном направлении. Мы приближаемся к цели.

Почему упрямится? Да потому, что за последние пять минут выслушала самую прекрасную, и сразу вслед за ней самую ужасную новость за последние двадцать лет. Потому что не может признаться этому человеку – мальчишке, которого когда-то любила, – что она дочь людей, которых он считает виновными в их общей трагедии. Потому что хочет знать правду. Всю правду. И хочет понять, кем стал Деклан, прежде чем доверить ему свою самую сокровенную тайну.

Признаться в обмане.

Он ведь заслуживает правды, верно?

Снова ощутив укол совести, она вгляделась ему в глаза. Глаза, что еще в детстве казались такими мудрыми, видевшими слишком много боли, теперь же превратились в холодные зеркала, отражающие лишь свет ламп.

О чем он думает?

Можно ли ему довериться? Может, лучше скрыть свой обман? Она так далеко зашла, так близка уже к возмездию; что если откровенность все погубит? Что если он, возненавидев ее родителей, станет ненавидеть и ее, и решит разоблачить официально? Публично? Потеря титула сама по себе ее мало волнует; но от нее титул перейдет к Лютеру Кенуэю.

По крайней мере, именно так сказал сам граф Девлин.

Да и когда она верила на слово хоть одному человеку, не считая Сесил и Алекс? Верно, девчонкой она была влюблена в Деклана Чандлера; но с тех пор много воды утекло. Кто он теперь?

Человек-призрак, как и она сама. Тайный агент.

Профессиональный лжец.

– Сегодня на балу… Сесилия назвала тебя Чандлером. – Она прищурилась и сжала губы, охваченная внезапным подозрением. – Они знают, кто ты? И знали все это время?!

Если так, первым она убьет Рамзи!

– Кто я на самом деле – никто не знает.

Снова ушел от ответа. Франческа уже готова была чем-нибудь в него запустить!

Должно быть, он верно истолковал выражение ее лица, ибо на сей раз решил развить тему.

– Я тебя не разыгрывал, когда сказал, что я шпион. Это официальная работа. Я сотрудник Секретной службы. С Рамзи познакомился, когда твоя подруга Сесилия перешла дорогу Кровавому Совету. Я помог ему спасти возлюбленную и отправить лорда-канцлера под арест прежде, чем тот убил твою подругу и превратил ее заведение в перевалочный пункт для торговцев живым товаром. Как видишь, я герой. – Он усмехнулся с нескрываемым самодовольством. – Разумеется, незаметный герой!

– Поэтому ни в одном документе я не встречала твоего имени? – спросила она. – Везде смотрела: думала, вдруг ты выжил. Пыталась найти твоих родных. Хотя бы узнать, где они похоронены, чтобы поставить там памятник. Но Деклана Чандлера как будто никогда не существовало.

– Теперь я Чандлер Элквист, – вставил он. – Имя в честь работы.

– Элквист? Aliquis? – расшифровала она. – «Кто угодно»?

– Не сомневался, что ты знаешь латынь, – проворчал он.

– Я знаю Александру Атертон. – Ученая герцогиня – пожалуй, единственная причина, по которой Франческа заговорила на правильном «королевском» английском, а к окончанию школы освоила еще несколько языков.

Франческа вдруг поняла, что они с Декланом стоят друг напротив друга, едва ли в пяти футах, и оба скрестили руки на груди, словно защищаясь.

Но от чего?

– Мне столько нужно тебе сказать… не знаю, с чего начать.

Чандлер первым опустил руки. В первый раз Франческа видела его таким… растерянным. Неуверенным. Может быть, заговорить первой, чтобы ему стало легче?

– Я не знала, что ты выжил, – заговорила она, размышляя вслух, – но ты-то обо мне знал. Почему не пришел ко мне?

Ох, черт! В этом вопросе прозвучало куда больше требовательности, даже обиды, чем хотелось бы.

И все же она страстно желала услышать ответ.

Лицо его просветлело; отвернувшись, он подошел к вешалке для шляп, стоящей, словно часовой, в углу спальни. Сбросил сюртук и жилет, повесил на одну из многочисленных «рогулек».