Дьявол в ее постели

Несколькими годами ранее мы, прислуга в поместье Мон-Клэр, приютили голодающего бездомного мальчика по имени Деклан Чандлер и дали ему работу в особняке. Деклан славный паренек, здоровый, почтительный к старшим и усердный работник – добродетели, кои нечасто встречаются в нынешнем юношестве. По натуре он честен и благороден. Происхождение и воспитание его мне неизвестны, но это благородство характера кажется врожденным.

Деклан взрослеет, и я все чаще задумываюсь о том, как туманно его будущее; ведь хорошо известно, что в наше время множество молодых людей уклоняются с пути добродетели и предаются порокам, не имея руководства и примера отца.

С юных лет отцовство было для меня пламенной мечтой; единственная дочь Пиппа составляет счастье моей жизни. Я подробно обсудил дело со своей женой Генриеттой; оба мы всей душой желаем принять этого мальчика в свою семью и обеспечить всеми благами, какие в силах даровать человеку достойное воспитание.

Ради краткости перехожу к цели своего письма. Мне не удалось найти никаких данных о рождении или родителях Деклана Чандлера; посему нижайше прошу вашей помощи в розыске таковых сведений, дабы удостовериться, что к усыновлению Деклана нет никаких законных препятствий.

Буду весьма благодарен за любую помощь в этом отношении.

С величайшим уважением

Искренне ваш

Чарлз Тимоти Харгрейв-второй,

Поместье Мон-Клэр, Дербишир.

Франческа снова и снова перечитывала эти слова, смаргивая влагу с глаз, обводя пальцами выцветшие строки. Сердце билось так, словно готово было разорваться.

Лишь когда из груди вырвалось рыдание, она поняла, что плачет.

Никаких сомнений: это письмо отца. Как его не узнать? В конце пространного послания, полного лишних подробностей, вдруг начинает стремиться к краткости. Почерк ровен и аккуратен, но не совсем понятно, к кому обращается, а в выражениях старомодная витиеватость сочетается с сентиментальностью.

Да, это папа: человек старинного воспитания, чудаковатый, рассеянный, но с сердцем огромным, как Атлантический океан.

– Франческа! – В голосе Чандлера звучала забота, но и легкая нотка нетерпения. – Да что там такое? Скажи мне!

«Единственная дочь Пиппа составляет счастье моей жизни…» Она погладила пальцем эту строку и передала письмо Чандлеру, раздираемая противоположными чувствами: она не хотела расставаться с этим пожелтевшим листком бумаги, и страстно желала, чтобы Чандлер поскорее его прочел.

Чтобы узнал.

Поглощенная своими чувствами, Франческа больше не сдерживала слез. Она вспоминала мать в день убийства. Снова видела, как ее преданность обернулась жертвоприношением. Не было дня, когда бы она не благодарила маму за свою жизнь – и не оплакивала ее смерть!

А папа… Как непохож он был на маму, и в то же время как похож! Неизменно добрый и ласковый, он любил витать в облаках и не всегда был внимателен к дочери. Но и он, когда потребовалось, отдал жизнь за тех, кого любил. А она так с ним и не попрощалась! Так и не поняла, как ей повезло с семьей, пока эту семью так внезапно и страшно у нее не отняли!

И папа – милый папа! – оказывается, хотел сделать Деклана Чандлера частью их семьи.

Если бы она узнала, разумеется, умоляла бы его передумать. Ведь на сестрах жениться нельзя! А Пиппа твердо надеялась выйти за Деклана замуж.

Франческа содрогнулась от стыда, вспомнив, что еще недавно сомневалась в своих родителях. Как могла хоть на миг представить их среди членов Кровавого Совета?! Только не Чарлза Тимоти Харгрейва-второго, с его преданностью «пути добродетели» и отвращением к пороку.

Господи, как же она тоскует по ним обоим!