Дьявол в ее постели

Она взглянула через плечо на Чандлера, чьи волчьи глаза снова и снова пожирали строки письма. Франческа думала, отцовская доброта его согреет. Тронет его израненное сердце и очистит Харгрейвов от всех подозрений.

Но почему он так побагровел? Лицо залила краска. Аристократические ноздри раздуваются от частых вдохов, брови нависают все ниже над расширенными, дикими глазами.

Лицо его начало подергиваться. Губы растянулись в подобии оскала. Правый глаз замигал быстрее левого, на виске ясно обозначилась и запульсировала вена, которой Франческа прежде не замечала.

Не такой реакции она ждала, совсем не такой!

И вдруг, как по волшебству, все эмоции исчезли. Только что Чандлер был человеком – теперь превратился в каменный столб. Холодный. Далекий.

Недосягаемый.

Эта перемена напугала ее куда больше предыдущих проявлений гнева.

– Понимаю, почему ты сердишься, – заговорила она, стараясь его успокоить. – Твои данные оказались ошибочны, и ты зря потерял кучу времени…

Подошла ближе, потянулась к нему, но он отпрянул, сжав письмо в кулаке.

– Нет! Нет, черт побери! Дело не в этом!

– Тогда в чем? Да перестань же! Отдай мне письмо! Это все, что осталось от моего… от нашего детства! – Она едва не сказала «от моего отца».

Он швырнул ей письмо. Франческа положила его на стол, бережно разгладила листок.

– Тупой болван! – каким-то неживым, скрежещущим голосом проговорил Чандлер.

– О чем ты? – Франческа никогда не отличалась терпением, и сейчас ее гнев готов был вырваться на поверхность. – Этот человек тебя обожал! – Она потрясла письмом у него перед носом. – Хотел взять тебя на свое попечение, дать тебе будущее! Что в этом глупого? Ты был сиротой, а он – бесконечно достойным человеком! Если хочешь знать, лучшим из людей!

Он покачал головой и попятился к дверям.

– Нам пора. Идем.

– Но… – Она шагнула к нему, но он предостерегающе вытянул руку, словно запрещая ей подходить ближе.

На миг она снова ощутила себя маленькой девочкой, отчаянно влюбленной и страшно неуверенной в себе. Раненой в самое сердце тем, что Деклан ее отвергает.

– Да что случилось? – взмолилась она. – Я не понимаю!

Должно быть, что-то в ее лице тронуло Чандлера; черты его немного смягчились. Совсем чуть-чуть.

– Знаю, – с тяжелым вздохом ответил он. – Знаю.

– Давай пойдем в тот паб и перекусим, – предложила она. – И поговорим об этом за едой. Ты объяснишь мне, почему так… странно реагируешь.

Он резко мотнул головой.

– Мне срочно нужно в Секретную службу.

– Я поеду с тобой.

– Нет.

– Нет? – Она сжала зубы. – Ты еще не понял, как я реагирую на слово «нет»?

На миг янтарная искра мелькнула в его глазах; но тут же исчезла – он так же, как она, упрямо выпятил челюсть и заговорил жестко:

– Скажи, Франческа, есть ли у тебя хоть малейшее представление, где ты сегодня встречаешься с Кровавым Советом?

Она отвела взгляд и скрестила руки на груди, пряча от него драгоценное письмо.

– Ну… точно – пока нет. Кенуэй обещал прислать приглашение.

– Тебе не кажется, что лучше для нас обоих будет, если ты дождешься этого приглашения дома?

– Согласна, – осторожно ответила она. – Но, может быть, ты хотя бы объяснишь, какое значение…

– Нет времени. – Он развернулся и зашагал к двери. – Все объясню, когда верну лошадь.

Она поспешила за ним, с трудом подстраиваясь под его широкий шаг.

– И когда же?

– Не знаю.

– Чандлер! Неужели ты не можешь по крайней мере…

– Франческа, я сказал «нет»!

Холодный гнев в его голосе отразился от стен, осыпал ее осколками отвержения.

– Не можешь быть сговорчивой – раз в жизни будь хотя бы разумной! Свяжусь с тобой, когда смогу.

Он повернулся и вышел, захлопнув дверь у нее перед носом.

– …можешь хотя бы поцеловать меня на прощание? – растерянно договорила она.

Глава 21

Сегодня ночью все закончится.

Так или иначе этой саге придет конец. Прольется кровь. Последняя кровь.

Чандлер держал свои чувства в узде, пока не ушел подальше от Франчески. И от этого чертова письма.

Теперь он быстрой рысью мчался через город, пытаясь найти пристанище для своего гнева.

Там, где прочие люди бегут от опасности, Чандлер обычно бросался ей навстречу. Так уж он устроен: предпочитает встречать врага с оружием в руках. Битва – его лучший стимул, хаос – дом родной. Никогда он не морщился, не отворачивался от боли, ужаса, крови или страданий. Ничто им не овладевало, не отвращало, не пугало и не тревожило, ни с чем он не боялся встретиться лицом к лицу.

Он мог бы побиться об заклад, что видел все. И в мысли о том, что родился под проклятой звездой, что судьба неизменно рушит все его надежды на счастье, что самое лучшее, о чем он может мечтать, – не получить пулю в спину, он находил какую-то темную свободу – свободу викинга, не знающего ничего, кроме войны.

Когда за ним являлись враги – а это было неизбежной частью жизни – они встречали Дорсетского Дьявола, готового утащить их за собой в ад.

Но теперь, в первый раз со времен Мон-Клэра, он отступил. Бросился прочь. Постыдно бежал.