Первый порыв его был: залечь на дно. Не потому, что хотел скрыться – чтобы найти себе уединенное тихое место и там крушить все вокруг. Излить ярость. Гнев, бушующий в крови, можно было усмирить лишь разрушениями библейского масштаба. Ему хотелось что-нибудь разбить. Кого-нибудь убить. Нет, снести город, спалить дотла всю империю!
От этого порыва он и бежал. От этого – и не только.
Но… куда бежать? Мест жительства у него больше, чем у большинства людей – по одному на каждую его «маску». В любом из них найдется молоток. Можно перебить посуду, переломать мебель, разнести весь дом; обратить свою силу против мира – и исчерпать жажду разрушения.
Начнет он, пожалуй, с зеркал.
Но, подумав, Чандлер решил этого не делать. Эпических масштабов гнев поможет ему почувствовать себя лучше – но еще он устанет и ослабеет. А этого сейчас никак нельзя. Утратив силу, он не сможет спасти Франческу. Пожертвовать собой ради нее.
Сделать то, чего они оба заслуживают.
Чандлер прикрыл глаза и вызвал перед собой мысленный образ Франчески. Если вспомнить все, через что она прошла, что пережила, с каким багажом пришла к тридцатилетнему рубежу… это очень немало. Многие люди позволяют трагедиям разрушать себя, а ее трагедия сделала только сильнее.
Во многих отношениях она сильнее его самого. Разумеется, он крепче ее физически; но это, кажется, совершенно ее не смущает. Ловкость и боевые навыки, ум и красоту она использует, чтобы постоянно одерживать над ним верх. Кроме того, ей удается то, что для него осталось недостижимым.
Не просто выживать – по-настоящему жить.
Потеряла семью, но окружила себя верными друзьями. Рядом с ней выдающиеся люди. У нее есть титул, состояние, образование, завидная репутация не жертвы, но героини.
Всего этого она добилась сама, одной лишь силой характера.
А каковы в сравнении с ней его достижения? У него нет даже собственного имени, не говоря уж о собственной жизни.
Да, формально недвижимости у него хватает, но ни одно из этих «убежищ» не заслуживает звания дома.
Впрочем, кое-что он может по праву назвать своим. Кровь бесчисленных жертв на руках. Проклятую душу. И еще…
Ответственность.
Он должен избавить мир от зла столь коварного, что люди, спешащие сейчас по лондонским улицам, даже не подозревают о его существовании – хоть оно и запустило свои щупальца и в правительство, и в экономику страны, и в жизнь каждого из них.
Что ж, сегодня ночью он с ним покончит.
Наконец у него развязаны руки. По крайней мере, можно быть уверенным, что сегодня Франческа на собрание Кровавого Совета не попадет. Если повезет, она останется дома, в ожидании приглашения, которого так и не получит.
Сунув руку в карман, он нащупал там карту, в сумеречный предрассветный час доставленную к ней домой. Перехватить ее оказалось просто – слишком просто! Пока Франческа одевалась и умывалась, он спустился в холл, надеясь, что на серебряном подносе, среди визиток и других приглашений, обнаружит то, что нужно.
В кои-то веки судьба оказалась на его стороне.
Теперь, благодаря ему, она так и не узнает, где состоится второй ритуал. А благодаря необычному выбору места не сможет найти его сама, даже если всю ночь проведет в поисках.
Он сделает то, что должен, и наконец покончит с этим.
Но для начала нужно избавиться от безрассудной ярости.
Вихрем промчавшись через западные пригороды, он обнаружил себя на Кроссхейвен-даунс – полях для выезда, куда богатые лондонские бездельники отправляются на верховые прогулки. Здесь, вдали от узких улиц и пешеходов, пустил Портоса в стремительный галоп.
Чандлер не привык бежать от опасности, но сейчас его уносил конь.
Прочь от призраков, населяющих пепелище Мон-Клэра.
Особенно от Харгрейвов.
Хетти – простая, неизменно спокойная, улыбчивая женщина, у которой всегда находилась для него лишняя тарелка супа.
Чарлз, всегда готовый потрепать по голове или похлопать по плечу. Он редко улыбался, но в морщинках вокруг глаз всегда играла добрая усмешка.
Чарлз, который готов был стать ему отцом…
Хрипло отдав команду, Чандлер пустил жеребца еще быстрее и пригнулся в седле. Ветер бил ему в лицо, под копытами мелькала земля и травяные кочки.
Он бежал прочь от мягких ласковых рук Пиппы Харгрейв. От ее доверчивого круглого личика, от щербатой улыбки. От мятных конфеток, и шутливых тумаков, и беззаветной детской любви. От дыры в сердце, которая принадлежала только ей.
Пиппа стала самым страшным его поражением. И самой горькой из потерь.
Но более всего бежал он от своей природы, своих решений, собственного имени.
Бежал, пока сквозь туман ярости, горя и утрат не прорвалось хриплое, затрудненное дыхание и фырканье коня.
Он натянул поводья и проехал несколько кругов шагом, чтобы дать остыть и коню, и себе.
Бешеная скачка не принесла желаемого; впрочем, успеха он и не ожидал. Если жизнь чему-то его научила – тому, что глупо бежать от прошлого.
А от правды убежать невозможно.
Резня в поместье Мон-Клэр – его вина.
Терпеть боль Франческа училась много лет, и главными тренировками стали для нее сеансы окраски волос.