Дьявол в мелочах

Нет, мне все же следовало надеть наушники и выйти из школы, не дожидаясь того, что мне хочет сказать Дергачева.

— М?

— Слушай, а это правда, что ты с Рождественской встречаешься? Она в туалете вчера рассказывала об этом.

Готов побиться о заклад, что Алла лжет. Но почему-то сейчас так хочется согласиться с каждым ее словом. Во всем, что касалось Сони, у меня ни хрена не получалось быть разумным.

— Да? Значит, решила не скрывать наших отношений. — Я пожимаю плечами, как будто говорю о чем-то само собой разумеющемся. — У тебя все?

— Не совсем.

На лице Дергачевой появляется такое выражение, что мне хочется забыть, что передо мной девочка, и стереть его с ее физиономии. Я перевожу взгляд на одноклассников, которые неотрывно наблюдают за нами. У Саврасова при этом такая рожа, будто готов сорваться с места и лично меня придушить. Ревнует, видимо. Что ж, тем лучше.

— Соня сказала, что ты ей принадлежишь и трахаешься круто. Это правда?

В любом другом случае я бы просто промолчал, но Дергачева, сама того не зная, зашла на ту территорию, ступать на которую было опасно. Наверное, по мне это становится понятным почти сразу, потому что надменное выражение слетает с лица Аллы, замещаясь испуганным, что она не сразу может контролировать и скрыть. Я делаю шаг к ней, одновременно заводя руку ей за спину, чтобы не успела отступить. Прижимаю к себе и прежде, чем тупица-Саврасов успеет сообразить, что к чему, склоняюсь к лицу Дергачевой.

— А ты это сама проверить хотела? Извини, меня не интересуют такие пустоголовые идиотки, как ты.

В глазах Аллы мелькает что-то темное и зловещее. Наверняка я нажил себе персонального врага, не просто одного из безликой толпы насмешников, а настоящего, который будет ненавидеть меня всей душой. Но это кажется неважным. По крайней мере, сейчас.

Я выхожу из школы раньше, чем ко мне направляется Саврасов. Меня охватывает желание найти Соню, чтобы убедиться в том, что в мире существуют не только такие суки, как Алла. И как бы я ни пытался бороться со своими демонами, сегодня мы с ними — жаждем одного и того же.

Разговор в парке, где я чудом нашел Соню, получается странным. Радует только одно — я не ошибся в Рождественской и своих ощущениях относительно нее. Понимал, что и сам бы отправился в это странное место, больше похожее на обитель мрачных сказок, и, к удовольствию своему, обнаружил здесь Соню.

А дальше… Я никогда бы не сделал того, что сделал теперь. Не предложил бы подставить самого себя, если бы снова речь шла не о Рождественской.

И получил ожидаемую реакцию. Она протестует, хотя должна бы понимать, что это наилучший выход для нее самой в первую очередь. Держится на расстоянии — и правильно делает. Моя тьма способна запачкать, даже если Соня предпримет бесплодную попытку оставаться в стороне. Даже если она прямо сейчас сорвется с места и сбежит. Все уже решено. Все уже предопределено.

Наш разговор получается слишком чужеродным и настолько же — имеющим право на существование. Я ухожу раньше, чем успеваю натворить дел, хотя, видит дьявол, мне хочется этого как никогда в жизни. Знаю, что оставляю Соню в полной растерянности, но остаться рядом с ней сейчас — означает проиграть по всем фронтам.

В квартире как обычно душно. Будто дядя Витя считает, что если будет на пару градусов прохладнее — я непременно простужусь. Сейчас эта гипертрофированная забота давит. Даже когда я всего лишь расшнуровываю кроссовки в прихожей, а отчим — всего лишь оказывается рядом. Он смотрит на меня внимательно, этот взгляд я чувствую затылком. Можно даже не поднимать взгляда на дядю Витю, чтобы прочесть его немой вопрос.

— У тебя все в порядке? — озвучивает он те несколько слов, которыми обычно встречает меня, пришедшего из школы.

— Да, а что?

— Ничего.

Я знаю, что он улыбается. Так по-отечески тепло, что от этого по позвоночнику расползается ощущение, будто я нужен кому-то в этом гребаном мире.

— У меня все в порядке, — все же смягчаюсь я. Как бы там ни было — дядя Витя не заслужил того, чтобы я срывался на нем после своих школьных неудач.

— Поешь, пожалуйста.

— Я не хочу.

— Ты стал совсем плохо питаться.

— Переживу.

Я почти дохожу до двери в свою комнату, когда слышу позади себя короткое:

— Дим?

Только лишней порции нравоучений мне и не хватало.

— Ты какой-то не такой в последнее время. Мне начинать бить тревогу?

— Нет. Все окей, — отвечаю прежде, чем отчим успеет сделать свои выводы и начать предпринимать какие-то шаги, чтобы я перестал быть "не таким".

В моей комнате на несколько градусов прохладнее. Обычно дядя Витя наготавливает миллион блюд, чтобы я хорошо питался и у меня были силы на все, потому жар в кухне стоит нестерпимый. Наверное, он таким образом пытается компенсировать мне отсутствие матери. Но здесь, где обстановка аскетична и где не пахнет приправами, я могу наконец расслабиться.