Дьявол в раю. Романы

— Может, тебя поцеловать? Тогда ты поймешь, что я обычный мужик.

София густо покраснела, неловко отстранилась, не проронив ни слова.

— Знаешь, чем я от тебя отличаюсь? — спросил Гуров. — Кроме пола, конечно. Не знаешь? Так вот, меня значительно больше били.

— Вас? — невольно ахнула София.

— Меня, меня! Били руками и ногами, деревом и железом, и по голове и куда попало.

— Как? Почему?

— Такая работа. А люди не хотят идти в тюрьму. И я их отлично понимаю.

— Так они преступники!

— Для тебя, для меня. Для папы, мамы, для себя самого человек всегда оправдание найдет. И я для него враг, палач, мент поганый.

— Это сленг?

— Это жизнь, Софи. Жизнь паршивая, но единственная. И ты должна пойти, обмануть человека, может быть, хорошего, пить с ним вино и узнать, как живут его соседи. Не появились ли у них лишние деньги. Это наша работа, девочка. Грязная работа! Но куда от нее денешься?

Местные сыщики уехали, а Гуров с Еланчуком отправились к веранде, где гуляла русская компания.

Гиви с Петром и женщины находились на веранде одни. Сначала Гуров, сидя за столом на ярус ниже, поглядывал на соотечественников довольно безучастно и от наблюдения никаких результатов не ждал. Даже если компания замешана в деле, интересных разговоров ждать здесь, за столом, не приходилось. Но вскоре сыщик изменил свое мнение. Петр совершенно не пил, что настораживало. Участие в группе Гиви изначально не нравилось Гурову, ни один умный человек не станет использовать в работе грузина, который привлекает к себе излишнее внимание. Но если русский не пьет, то, возможно, он является центральной фигурой, а грузин используется втемную. Когда такая мысль пришла к Гурову, он внимательно посмотрел и на вторую женщину, чрезмерно полную, вульгарную, которая постоянно вела разговоры о мужчинах, цеплялась за грузина и подсаживалась за столик к Марии, присмотрелся к ее подруге. Они лишь с первого взгляда выглядели похожими, словно родные сестры. Вспоминая прошедшие дни, сыщик понял, что на близком расстоянии ни разу не видел вторую женщину, не слышал ее голоса. Ее затмевала собой Катя, и габаритами, и голосом, полными руками со множеством украшений.

С того места, где сыщики сидели, гуляющая компания виделась нечетко, мешали кусты, да и света было недостаточно.

— Юрий, ты Эльзу вблизи видел? — спросил Гуров.

— Эльза, это которая тихая, рядом с русским сидит? — уточнил Еланчук.

— Верно, она.

— Да уж, ее подруги слишком много, — усмехнулся Еланчук. — Я исключаю участие женщины. Тем более такой броской.

— А ты видел, чтобы они купались?

— В море им не войти, а бассейн, приняв такие объемы, выплеснет всю воду за бортик.

— А руки Эльзы ты видел? — не отставал Гуров.

— При чем тут руки? — удивился Еланчук, поднял взгляд на Гурова, задумался: — Ты полагаешь?

— Ничего я не полагаю, кроме того, что мы с тобой сыщики хреноватые. Интересуемся людьми, а разглядеть их как следует не удосужились. Со своего подчиненного за такую работу я бы скальп снял. А самому все можно, персона великая. Слава богу, здесь Станислава нет, он бы мне сказал несколько слов.

— Я тебя не понимаю, — поскучнел Еланчук.

— Мы оба друг друга не понимаем, что очень скверно, — раздраженно сказал Гуров. — А где парень?

— Какой?

— Ты совсем плохой, Юрий. Оперативников было трое, двух я отослал. Где Людмил?

— Здесь, — тихо раздался из темноты голос опера.

— Хорошо, сядь рядом. Давно ты взял их под наблюдение? — спросил Гуров.

— В семнадцать сорок, господин полковник, я взял под наблюдение обоих мужчин, они зашли в номер к женщинам, пробыли семь минут, вышли вчетвером. За женщинами вела наблюдение София. Они гуляли по парку, ужинали, затем переместились в бар.

— Никто не выходил?

— Сначала сходила в свой номер Эльза, за ней ушла София. Как я понимаю, чисто женские дела. Это было в двадцать один десять. Но когда она в половине десятого не вернулась, русский пошел за ней, а Эльза вернулась через две-три минуты. Я послал Софию его искать, но на пути от бара до дома она русского не нашла.

— Через сколько времени вернулся русский? — спросил Еланчук.

— Через тридцать две минуты, — ответил опер. — А от бара до дома всего шесть-семь минут, — он был явно обеспокоен. — Я сделал ошибку?

— Все ошибаются, — успокоил парня Гуров. — А ты не обратил внимания на обувь русского?

— Темно, господин полковник.

— Темно, — согласился Гуров. — Ты подойдешь сейчас к их столику так, чтобы оказаться рядом с русским. Поздороваешься на турецком языке и попросишь прикурить. Они не поймут. Тогда ты достанешь пачку сигарет и начнешь объяснять жестами, пачку уронишь к ногам русского, нагнешься и посмотришь его обувь. Меня интересует, мокрая она или нет. И брюки посмотри.

— Миллионы не передают на пустынном пляже, который просматривается на большое расстояние, — вмешался Еланчук.

— Много ты там увидишь, — огрызнулся Гуров, но уверенности в его голосе не было. — Я никогда так плохо не работал. — Он поднялся. — Ну-ка, быстро уйдем отсюда.