Дьявол в раю. Романы

Татьяна Ташкова, женщина своенравная, — пользовалась у мужчин успехом, да и профессия приучила ее командовать, — несколько растерялась под быстрым мощным напором милицейских сыщиков. Они обращались с ней вроде уважительно, но ни о чем не спрашивали, открывали двери, закрывали двери, вводили ее, выводили, пока она не оказалась за бронированной дверью; за спиной лязгнули мощные засовы, и Гуров то ли усадил, то ли кинул Татьяну в огромное низкое кресло, громко заявил:

— Вот и ладушки! И путь они все горят голубым пламенем!

Крячко пронес привезенные пакеты на кухню, выглянул и спросил:

— Уже стреляют?

— Простите, Танечка, буквально две минуты. — Гуров улыбнулся, взглянул на друга, который уже снял пиджак, подпоясал фартук, а пистолет отцепить забыл. — То ли этот аферист, на веранде которого убивают, то ли евойный адвокат напугали Яшина и Ждана, те накапали своим шефам, накрутили нашего министра, и все это дерьмо обрушилось на голову Петра.

— А мы с тобой сбежали! Молодцы! — Крячко хлопнул себя по животу. В фартуке и с пистолетом Станислав выглядел комично.

— Ты чего-нибудь сними, либо тряпку с живота, либо пистолет из под мышки, — сказал Гуров. — Мы не сбежали, а выполнили приказ своего начальника, который велел нам убираться с глаз и не показываться до особого распоряжения. Наливай, господа сыщики изволят отдыхать!

— Слушаюсь, шеф! Как в лучших домах! — Крячко подвинул журнальный столик, расставил высокие стаканы, ловко нарезал апельсин, принес из кухни замороженную бутылку водки и налил.

Татьяна взглянула на вмиг запотевший стакан, прикрыла глаза.

— Танечка, данная бутылка пролежала в заморозке двадцать семь дней! торжественно произнес Крячко, поднимая стакан. — Ровно столько дней ваши покорные слуги были трезвенниками. Но все проходит! За вас! За встречу! За удачу! И чтобы в нас промахнулись!

— Здоровья! — Гуров чокнулся с Таней, выпил, зажевал долькой апельсина.

— Станислав, вы налили щедро. — Татьяна осторожно взяла стакан. — Но и в тост запихнули столько, что отказываться неприлично.

— «Чтобы в нас промахнулись» на самом донышке лежит.

— Водка лежит? — Татьяна усмехнулась. — Да Бог с вами, пусть «лежит водка», главное, чтобы в вас промахнулись. — Она выпила половину, тяжело выдохнула, осторожно вытерла слезу и допила до конца.

— Во! Я сразу понял, что ты свой человек, Танюша! Умница! Пошли готовить ужин, я тебе такое про Гурова расскажу, ахнешь!

— Татьяна Евгеньевна, простите парня! — Гуров закурил. — Тяжелое детство, кругом уголовники, генералы — кошмар!

— Да уж ладно, мы тоже кембриджев не кончали, — рассмеялась Татьяна, протягивая руки. — Помогите мне выбраться из кресла, я чего-нибудь вам сготовлю.

Гуров помог женщине подняться из низкого кресла, прошел с ней на кухню.

— У нас равноправие, готовим вместе! — заявил Крячко, показывая Гурову большой палец.

Борис Галей и Аким Леонтьев выпили, вернее пригубили, из рюмок. Встретились они на Речном вокзале, но Галей в местном ресторане оставаться не захотел; они прокатились на своих машинах по Ленинградскому шоссе, развернулись, устроились в ресторанчике «Айястан», который несколько лет назад был моден, особенно у приезжих армян, сейчас почти пустовал.

Они взяли бутылку водки и простую закуску, поглядывали друг на друга изучающе. Аким открыто, Борис исподтишка.

— Я бы тебя узнал, — сказал Аким. — Сколько лет минуло, а узнал бы. Лобастый и уши маленькие, прижатые, глядишь исподлобья, запомнилось.

— А я тебя никогда и не видел, — ответил равнодушно Борис. — Школа, детство, оставим. — Он махнул рукой. — Кто ты есть, какие у тебя ко мне дела?

Акиму, как и Галею, было за тридцать, но внешне они были совершенно разные. Борис выглядел старше, видимо, за счет своей сдержанности, скупости движений и мимики, тяжелого взгляда. Аким был высок, под метр девяносто, широкоплеч, русоволос и улыбчив, хотел выглядеть простецки и беззаботно. Галея такая манера не обманывала, в мужике чувствовалась скрытая опасность. Борису и широкая улыбка нового знакомого, и эта опасность, порой проскальзывавшая во взгляде, нравились. Сам Галей считал свою манеру держаться, неприкрытую угрюмость, серьезным недостатком и пытался бороться с собой, улыбался через силу, даже шутил, но знал, что получается у него плохо.

— Какие у меня к тебе дела? Так сразу и не скажешь. Понимаешь, Борис, доверчивые в наши дни долго не живут. Я давно ищу партнера. — Аким улыбнулся широко, хлопнул себя по груди, спросил: — Дурак? Согласен. Я отлично понимаю, ты мне не доверишься, что естественно. Борис, мы нужны друг другу, кто-то должен был сделать первый шаг. Я слышал о тебе, ты наводил справки обо мне.

Подошел официант, принес долму, которую они заказали на горячее.