Дьявол весной

— Пандора… мы установим наши собственные правила. Я буду всегда относиться к тебе, как к равной.

— Я тебе верю. Но для всего остального мира на юридическом уровне я перестану существовать.

Габриэль потянулся к ней и легонько взял за руку чуть выше локтя, прерывая её расхаживание по кругу. Его спокойствие треснуло и пошло клочьями, словно край не подшитого подола.

— Ты сможешь заниматься любимым делом. Ты станешь богатой женщиной. К тебе будут относиться с уважением и любовью. Чёрт побери, я не собираюсь умолять, как уличный бродяга с протянутой рукой. Ты можешь получить большую часть из того, что хочешь, разве этого недостаточно?

— Что, если бы мы поменялись местами? — резко парировала она. — Ты бы отказался от всех своих законных прав и отдал бы всё, что имеешь мне? Без моего разрешения, ты бы не смог потратить ни пенни. Подумай об этом, Габриэль, последнее, чтобы ты подписал был бы наш брачный контракт. Разве женитьба на мне того бы стоила?

— Это неразумное сравнение, — хмуро ответил он.

— Только потому что в одном случае всё теряет женщина, а в другом мужчина?

Его глаза опасно сверкнули.

— Значит, выиграть от брака ничего нельзя? Разве перспектива стать моей женой ничем тебя не привлекает? — он схватил её обеими руками, пододвинув Пандору ближе к себе. — Скажи, что не хочешь меня. Скажи, что не желаешь большего из того, что мы делали прошлой ночью.

Пандора стала пунцовой, сердце пустилось вскачь. Ей хотелось раствориться в его объятиях, притянуть его голову к себе и позволить ему зацеловать её до умопомрачения. Но какая-то упрямая, бунтарская часть её разума не сдавалась.

— Мне придётся тебе подчиняться? — вдруг задала она вопрос.

Его ресницы опустились, а рука легла на её затылок.

— Только в постели, — тихо прорычал он. — За её пределами… нет.

Она неровно вздохнула, осознав, что по телу разливается странный жар.

— Тогда ты пообещаешь никогда не мешать мне принимать собственные решения, даже если сочтёшь их ошибочными? И если когда-нибудь посчитаешь, что эта работа мне не подходит, что она представляет угрозу для моего здоровья или благополучия или даже моей безопасности, ты обещаешь, что никогда не запретишь этим заниматься?

Габриэль внезапно её отпустил.

— Чёрт возьми, Пандора, я не могу пообещать не защищать тебя.

— Защита может превратиться в контроль.

— Ни у кого нет абсолютной свободы. Даже у меня.

— Но у тебя её предостаточно. Когда обладаешь малым количеством чего бы то ни было, то должен бороться, чтобы не потерять и малой толики. — Поняв, что находится на грани слёз, Пандора опустила голову. — Ты хочешь поспорить, и я знаю, что если бы мы начали, ты бы привёл веские аргументы и выставил всё так, будто я неразумна. Но мы не сможем быть счастливы вместе. Некоторые проблемы невозможно решить. Некоторые вещи во мне не исправить. Брак со мной стал бы таким же невозможным компромиссом для тебя, как и для меня.

— Пандора…

Не слушая, она зашагала прочь, едва не срываясь на бег.

Как только Пандора добралась до своей комнаты, она залезла обратно в постель полностью одетая и пролежала несколько часов, не двигаясь.

Она не испытывала никаких эмоций, что должно было стать облегчением. Но почему-то оказалось даже хуже, чем ужасное самочувствие.

Размышления о вещах, которые обычно делали её счастливой, не возымели никакого эффекта. Мечтания о независимом и свободном будущем, о том, как она увидит стопки своих настольных игр, представленные на прилавках магазинов, не помогли. Нечего было предвкушать. Ничто больше не доставит ей удовольствия.

Может, ей нужны какие-то лекарства, её так знобило, вдруг у неё жар?

Кэтлин и остальные, вероятно, уже вернулись с прогулки. Но Пандора ни к кому не могла обратиться за утешением. Даже к собственной близняшке. Кассандра попытается предложить решения или скажет что-нибудь нежное и ободряющее, а Пандоре, в конечном итоге, придётся притвориться, что ей стало лучше, дабы не беспокоить сестру.

В груди и горле не перестанет болеть. Может, если она позволит себе поплакать, ей станет легче.

Но слёзы не пролились. Они остались заперты в ледяном склепе её груди.

Такого раньше не случалось. Она всерьёз начала волноваться. Как долго это продлится? Пандора чувствовала, что изнутри превращается в каменную статую. В конце концов, она обнаружит себя на мраморном постаменте с птицами, усевшимися ей на голову…

Тук-тук-тук. Дверь в спальню едва приоткрылась.

— Миледи?

Это был голос Иды.

Горничная зашла в тускло освещённую комнату, держа в руках маленький круглый поднос.

— Я принесла чай.

— Опять утро? — изумлённо спросила Пандора.

— Нет, сейчас три часа дня.

Ида подошла к кровати.

— Не хочу чай.

— Это от его светлости.

— От лорда Сент-Винсента?

— Он послал за мной и попросил привести вас, а когда я сказала, что вы отдыхаете, он сказал: «Тогда дай ей чаю. Если потребуется, напои насильно». Затем он вручил мне для вас записку.

Как раздражающе. Что за самоуправство. Сквозь её оцепенение пробилась искра реального чувства. Пандора потихоньку попыталась сесть.