Дьявол всегда здесь

Сэнди со стоном встала, затушила сигарету в пепельнице и скинула одеяло с плеч. Выключила телевизор, потом дрожала всю дорогу до ванной. Согнувшись над раковиной, сполоснула лицо. Вытерлась, изучила себя в зеркале, тщетно попыталась стереть желтые пятна с зубов. Накрасила губы красной помадой, подвела глаза, затянула русые волосы в вялый хвост. У нее все ныло и болело. Прошлой ночью, закрыв бар, она позволила работнику бумажной фабрики, который недавно остался без руки из-за моталки, нагнуть ее над бильярдным столом за двадцать баксов. В эти дни, с того проклятого телефонного звонка, брат за ней пристально следил, но двадцать баксов есть двадцать баксов, как ни посмотри. На такие деньги они с Карлом могут проехать полштата или оплатить счет за электричество за месяц. Ее все еще раздражало, как Ли сперва занимался своими темными делишками, а потом вдруг спохватился, что из-за нее лишится голосов. Тот мужик сказал, что отслюнявит еще десятку, если она разрешит сунуть в нее металлический крюк, но Сэнди посоветовала приберечь это для жены.

– Моя жена не шлюха, – сказал мужик.

– Ну да, конечно, – отрезала Сэнди, снимая трусики. – За тебя же она вышла, нет? – Все время, пока он ей присовывал, она сжимала в руке двадцатку. Так жестко ее давно не трахали; старый ублюдок явно собирался отбить каждый бакс. Казалось, его вот-вот хватит инфаркт, так он пыхтел и заглатывал ртом воздух, прижимая холодный крюк к ее правой ляжке. Ближе к концу деньги уже превратились в ладони в комок, промокший от пота. Когда он отодвинулся, Сэнди разгладила их на зеленом сукне и сунула за пазуху свитера. – А кроме того, – сказала она, отпирая дверь, чтобы выпустить его, – эта твоя штуковина чувствует не больше, чем пивная банка. – Иногда после такой ночи она жалела, что больше не работает в утреннюю смену в «Деревянной ложке». Генри, старый повар, – тот хотя бы был с ней нежен. Он стал ее первым сразу после того, как ей исполнилось шестнадцать. Той ночью они долго лежали на полу склада, засыпанном мукой из двадцатикилограммового мешка, который они же и опрокинули. Генри все еще время от времени заезжал в бар поболтать о том о сем и подразнить насчет того, как бы им еще разок вдвоем взбить тесто.

Когда она вошла на кухню, Карл сидел перед плитой и второй раз за день читал газету. Его пальцы посерели от чернил. Все конфорки на плите горели, а духовка была открыта. Синие огоньки плясали за его спиной, как миниатюрные костры. На кухонном столе дулом к двери лежал пистолет. Глаза у Карла налились кровью, а толстое бледное небритое лицо в отражении на голой лампочке над столом напоминало какую-то холодную и далекую звезду. Почти всю ночь он провел в маленьком чулане в коридоре – там Карл устроил проявочную и вдыхал жизнь в последнюю пленку, которую сохранил с прошлого лета. Он был в ужасе от того, что она уже кончилась. Чуть не плакал, когда проявил финальный снимок. До следующего августа было еще далеко.

– И что только творится у этих людей в голове, – сказала Сэнди, пока искала в сумочке ключи от машины.

– У каких? – Карл перевернул страницу газеты.

– Которые в телике. Сами не знают, чего хотят.

– Блин, Сэнди, ты слишком много переживаешь из-за этих придурков, – сказал он, нетерпеливо поглядывая на часы. – Черт, думаешь, им на тебя не насрать? – Она должна была быть на работе уже пять минут назад. Карл весь день ждал, когда она уйдет.

– Ну, если бы не доктор, я бы вообще не смотрела, – сказала она. Она все рассказывала про доктора в каком-то сериале – высокого красавчика, которого Карл считал самым везучим ублюдком на планете. Такой провалится в крысиную нору, а вылезет с чемоданом денег и ключами к новому «эльдорадо». За годы, сколько Сэнди про него смотрела, этот доктор наверняка совершил уже больше чудес, чем Иисус. Карл же его терпеть не мог – этот накладной нос, эти костюмы за шестьдесят долларов.

– Ну и кому он сегодня отсосал? – спросил Карл.

– Ха! Кто бы говорил, – сказала Сэнди, натягивая куртку. Ей уже надоело защищать свои сериалы.

– Это что значит?

– Что есть, то и значит, – окрысилась Сэнди. – Ты опять всю ночь просидел в чулане.

– Я тебе так скажу – хотел бы я встретиться с этим твоим сукиным сыном.

– Еще бы, – усмехнулась Сэнди.

– Он бы верещал, как свинья резаная, богом клянусь! – заорал Карл, когда она хлопнула дверью.

Через несколько минут после ее ухода Карл бросил проклинать актера и выключил плиту. Положил голову на руки за столом и ненадолго вздремнул. Когда проснулся, в комнате было темно. Хотелось есть, но в холодильнике обнаружились лишь две заплесневелых горбушки и капля засохшего сырного соуса пименто в пластиковом контейнере. Открыв кухонное окно, он выкинул хлеб во двор. Вместе с лучом света с крыльца домохозяйки занесло несколько снежинок. С бойни за улицей донесся чей-то смех, затем металлический лязг захлопывающихся ворот. Карл осознал, что не выходил на улицу больше недели.