Дьявол знает, что ты мертв

Я сел на поезд линии Д. Прощание с покойным устроили в зале для церемоний рядом с Ностранд-авеню, и народа собралось куда больше, чем я ожидал. Человек не менее пятидесяти. Том с женой, его сестра, прочие родственники. Соседи, коллеги Тома по работе и знакомые по АА. В толпе преобладали белые лица, причем большинство надели костюмы и галстуки, но попадались и чернокожие. Кое-кто явился в простых рубашках с короткими рукавами. Словом, Барри действительно не выглядел бы там совсем уж ни к месту.

Гроб был закрытым, а служба короткой. Священник не знал Джорджа и потому произносил общие слова о смерти как освобождении от бремени страстей человеческих, от физического и душевного смятения. Пелена спадает, и глаза снова начинают видеть. Дух воспаряет к небесам.

Потом настала очередь Тома сказать прощальную речь. В каком-то смысле, начал он, мы потеряли Джорджа уже очень давно.

– Но мы продолжали любить его. Мы любили его за доброту. И всегда питали надежду, что однажды ум его прояснится, и он вернется в лоно семьи. Теперь его нет, и этого уже никогда не случится. Но если взглянуть на все иначе, то, быть может, как раз сейчас он и вернулся к нам. Он с нами, и мы никогда больше не потеряем его. – Голос сорвался, но он выдавил последнюю фразу: – Я люблю тебя, Джордж.

Прозвучали два гимна. «Вперед, воинство Христово» и «Пребудь со мной». Полная женщина с темными волосами до пояса исполнила оба а капелла, и ее мощный голос заполнил собой все пространство зала. Слушая второй из них, я вспомнил его версию из альбома Телония Монка – всего восемь фрагментов, простая мелодия. У меня мороз пробежал по коже. Его пластинка была у Джен Кин. Я не слышал этой музыки целую вечность.

Потом вереница машин потянулась за катафалком в сторону кладбища в Куинсе, но я решил, что пора возвращаться и спустился в подземку, чтобы добраться до Манхэттена. Барри я нашел на том же месте, где оставил его. Я сел напротив и в подробностях рассказал о прощании с Джорджем. Он выслушал и предложил сыграть в шахматы.

– Но только одну партию, – сказал я.

Чтобы поставить мне мат, много времени ему не потребовалось. Когда мой король снова оказался повержен, он предложил выпить, чтобы помянуть Джорджа. Я дал ему пять долларов, и он скоро вернулся с квартой солодового пива и стаканом кофе. После нескольких больших глотков закрыл пробку на бутылке и сказал:

– Пойми, я никогда не хожу на похороны. Не нравятся они мне. Бессмыслица какая-то.

– Есть обычай прощаться с ушедшими от нас.

– Не верю я во все это. Люди рождаются и умирают. Так уж устроен мир.

– Это верно.

– Весь вопрос в том, к чему ты привык – вот и все. Джордж появился в округе, и я привык к нему. Привык видеть его поблизости. Теперь его нет, и я начинаю привыкать к этому. Со всем можно смириться, если не дашь слабину.

* * *

В начале следующей недели полиция дала согласие на выдачу тела Глена Хольцмана. Думаю, они разрешили бы это раньше, если бы вдова потребовала. Но я сам сделал от имени Лайзы несколько звонков, чтобы забрать покойного из морга и организовать кремацию. Отпевания не устраивали.

– Мне кажется это неправильным, – заметила Элейн. – Нужно было все же устроить какую-то прощальную церемонию. Пришли бы люди.

– Вероятно, пришлось бы мобилизовать бывших коллег из издательства, – сказал я, – ведь друзей у него не было вообще. Так что даже для нее лучше всего закончить все кремацией без всяких церковных служб и прочего.

– И ей пришлось бы участвовать. В твои обязанности входило бы сопровождать ее?

– Она, кажется, уже оправилась от горя, – сказал я.

И потому я не составил Лайзе Хольцман компанию, когда она забирала из крематория урну с прахом мужа. Однако пару дней спустя я вышел после собрания АА, закончившегося около десяти часов вечера, почувствовал, что мне не по себе, а потому даже не колебался, когда взялся за трубку телефона.

– Это Мэтт, – сказал я. – Подумал, не одиноко ли тебе?

На следующее утро я дошел до полицейского участка Центр-Север. Джо Даркина не оказалось на месте, но он и не был мне нужен для решения поставленных задач. Я поговорил с несколькими копами, объяснив, что работаю на вдову Хольцмана, а ей вернули не все его личные вещи.

– Например, там не оказалось его связки ключей, – сказал я. – Она определенно была у него при себе, но ее почему-то не вернули.

Но никто ничего не знал.

– Знаешь, пошло все к дьяволу! – сказал мне один из копов. – Порекомендуй ей поменять замки.

Мне пришлось в тот же день обратиться по тому же вопросу в отдел убийств полиции Манхэттена и в центральный архив. Я приставал к людям, у которых было полно куда как более важной работы, но ближе к вечеру ключи лежали у меня в кармане. Принадлежность ключей Хольцману была неоспорима, потому что один из них подходил к замку их с Лайзой квартиры. Не составило труда определить и ключ от его банковской ячейки, а у охранника в моем собственном банке имелся список, дававший возможность узнать, в каком филиале ячейка находилась.