Дьяволина Горького

А через полтора года к Гржебину явились судебные исполнители, он умер от сердечного приступа, его дочери бились в тяжелой нужде, а все книги, рукописи, мебель, картины растащили. Но Алексей из Сорренто ничего не мог сделать.

Мура вмешивалась во все дела, все было для нее не так – и лечили Алексея неправильно, и диету не так составили, и специи почему дозволяют. Она ругалась с профессорами, которые ни за чем не смотрят и отстали от достижений западной медицины на десятилетия. Кричала и на меня, мол, не так я ему уколы делаю. И так орала на Алексея, что нам за дверями стыдно было. Так она мстила ему за то, что он стар и болен. Она злилась, как будто это ей приходилось за ним ухаживать. Да она стакана воды ему в комнату не снесла. По-моему, она испытывала отвращение к его организму еще тогда, когда за него уцепилась: он был в то время уже достаточно стар и болен, да и изо рта пахло, потому что он постоянно отрыгивал желудочную кислоту.

Хорошо еще, что Муры не было, когда привезли машину – она бы уж точно устроила грандиозный скандал.

Поздним утром к вилле подкатил грузовик. Максим, завидя его, вскочил на свою мотоциклетку и был таков. И всегда-то он прятался – стоило отцу или Марфе закашляться, как он удирал. Нельзя ему напрягаться, обычно оправдывала его Катерина Павловна. А я думала про себя: надо было, пока сопляком был, вздуть его пару раз как следует. Ракицкий забился в свою конуру, грузовик он явно заметил, потому что затворил ставни. Катерина Павловна увела внучку на прогулку, как будто в дом должны были привезти покойника, которого ребенку видеть не полагается, хотя речь шла просто об огромной машине с кучей всяческих принадлежностей. Вместе со мной и грузчиками наверх поднялась Тимоша.

Профессор Сперанский с Хольцманом и доктором Левиным пили кофе на общей террасе, и пока грузчики возились в комнате Алексея, они в дом не входили. Доктор Левин был человеком доброжелательным и чувствительным, он часто вздыхал и встряхивал своей гривой, любуясь пейзажем, и кто бы ни выходил на террасу, доктор Левин показывал на вулкан, говоря: Везувий, вот он, подумать только, – и восторженно тряс головой.

С генератором кислорода привезли специальные емкости, называемые подушками, хотя на подушки они были не похожи и требовалось их на одну ночь семь-восемь. Пока товарищи техники налаживали машину, примчался Левин, выхватил у одного из них гофрированную трубку и подсоединил ее к емкости. В дверях, что вели в столовую, появились Сперанский и Хольцман, с папиросами, дым от которых они незаметно пускали в столовую. Ну ясно, им тоже надо было обозначить свое присутствие. Доктор Левин, который подобную технику, разумеется, никогда не видал, подключил другой конец трубки к прорезиненной маске с тремя парами ремешков и надел ее на лицо. Техник открыл вентиль, Левин с блаженной физиономией сделал несколько вдохов, замахал руками и, воздев указательный палец, дал команду остановить машину. Работает, восторженно объявил он.

Алексей тоже приладил на себя маску, и доктор Левин застегнул сзади ремешки. Маска щекотала ему усы, он стал дергать ее, поправлять, потом дал знак открыть вентиль. И все ощупывал ее на себе, теребил, пытался дышать, наконец, не выдерживая удушья, махнул, чтобы выключили. Замахал и Левин, и техник закрутил кран. Алексей расстегнул ремешки и снял маску. Не прилегает, сказал он, и слава Богу, не то задохнулся бы.

Доктор Левин взглянул на меня с укоризной. Я, видимо, должна была сказать, чтобы Алексей сбрил усы, тогда маска не будет пропускать воздух, но я этого не сказала. Усы были единственным, что в нем сохранилось в целости, в усах была вся его мужественность, вся гордость.

Левин на меня разозлился, но ничего не сказал.

Я тоже примерила маску. Надела, закинула ремешки за узел волос, на концах были пряжечки, как на брючном ремне, я нащупала дырочки, вставила в них металлические штырьки и туго стянула крепления. Ощупала на лице маску – она прилегала неплотно даже к моему лицу, достаточно пухлому и без усов. Я махнула рукой, потому что разговаривать было невозможно, и чекист открыл вентиль. Приятного было мало: в нос и в рот шибал воздух, а по сторонам выходил наружу, как бы я ни старалась разгладить ткань. Было ясно, что спать в этой маске Алексею будет очень трудно, он и так уже много лет страдал бессонницей.

Кислородный агрегат изготовили в США, там военные разработки после войны не остановились, как это было во Франции, не говоря уже о Германии, где они были просто запрещены. Особенно перспективным делом американцы считали развитие авиации, в то время их самолеты поднимались уже на шесть тысяч метров, где атмосфера разреженная и пилоты без кислорода теряют сознание.