Пейнтер поднял руку, показывая, что все замечательно, однако подать голос не решился. Разумеется, это было глупо. Он двинулся дальше, шаг за шагом, и наконец добрался до конца моста и с радостью спрыгнул на твердую землю.
Переполненный облегчением, Пейнтер наклонился, упираясь руками в колени.
– Нам идти к вам? – окликнул Хэнк.
Пейнтер лишь молча махнул рукой, подзывая их к себе.
Хэнк и Ковальски быстро прошли по мосту и благополучно достигли другого берега. Все трое постояли немного, приходя в себя, затем направились к зияющему жерлу прохода, оставив мутный грязевой поток позади.
Дойдя до входа в подземный тоннель, они были вознаграждены дующим оттуда прохладным ветерком. В воздухе чувствовался едкий минеральный привкус, однако после обжигающего сероводорода пещеры это показалось самой настоящей благодатью.
Ковальски подставил руку воздушной струе.
– Откуда этот ветер?
– Есть только один способ узнать. – Пейнтер снова двинулся вперед первым.
Когда они вошли в тоннель, Хэнк предложил более развернутый ответ:
– Судя по всему, система подземных пустот уходит дальше вглубь. Чтобы пещера дышала вот так, необходимо, чтобы внизу имелось большое количество холодного воздуха. – Профессор указал назад. – Та горячая пещера засасывает охлажденный воздух наверх, и этот воздушный поток продолжает двигаться дальше до самой поверхности, отнимая жар и выводя его наружу.
Пейнтер вспомнил приблизительную оценку объема системы пещер под воздушным пузырем в Вупатки. Семь миллиардов кубических футов. Он чувствовал, что здесь нечто еще более обширное. Но как далеко вниз придется спускаться?
Тоннель вел вглубь, становясь местами крутым, местами выравниваясь чуть ли не до горизонтального. Но вверх он нигде не поворачивал. И воздух становился все холоднее. Минут через десять ходьбы на стенах появился перламутровый блеск наледи, отражающий луч света фонаря. Пейнтер вспомнил слова Нэнси про полости в лаве под кратером вулкана Сансет, заполненные льдом. По-видимому, то же самое явление наблюдалось и здесь.
Вскоре даже идти стало опасно. Поскользнувшись, Ковальски растянулся и громко выругался. Встречный воздушный поток усилился, и теперь щеки Пейнтера обжигал ледяной ветер, как всего несколько минут назад то же самое делал раскаленный сероводород.
– Это пришло в голову только мне, – пробормотал Ковальски, поднимаясь с земли, – или кто-нибудь еще тоже вспомнил фразу «когда ад замерзнет»?
Пейнтер ничего не ответил, так как его фонарик наконец высветил конец прохода. Он поспешил вперед, скользя словно на коньках по гладкому льду. Выкатившись в новую пещеру, Пейнтер снова застыл у входа, пораженный увиденным.
Ковальски у него за спиной тихо присвистнул.
Хэнк ошеломленно ахнул:
– Мы их нашли!..
Пейнтер понял, что он имел в виду.
Они нашли анасази.
– Это все равно что наблюдать за видеоигрой, n’est-ce pas?[23]
– спросил Рафаэль Сен-Жермен.Он сидел в хвостовом отсеке вертолета наблюдения – одного из двух, одолженных за кругленькую сумму у одной военизированной группы, которая патрулировала мексиканскую границу, отлавливая «наркотеррористов». Две винтокрылые машины с тонированными пуленепробиваемыми стеклами стояли с работающими на холостых оборотах двигателями в пустыне приблизительно в миле от горы с плоской вершиной.
Хвостовой отсек вертолета, в котором находился Рафи, был оснащен двумя вращающимися креслами. Вдоль одного борта тянулась скамья, а вдоль второго выстроилась целая стена оборудования, включающего цифровые магнитофоны, проигрыватели видеодисков и три жидкокристаллических монитора, и все это было подключено к ультракоротковолновым приемникам и видеокамерам, которыми вертолет ощетинился снаружи.
На среднем мониторе дрожащее изображение показывало штурмовой отряд, поднимающийся по расселине на склоне горы к древним развалинам наверху. Это изображение поступало с камеры, закрепленной на каске у Берна, снова предоставляя Рафи возможность наблюдать за происходящим в реальном времени.
Он развернул кресло к Кай Куочитс, сидевшей на скамье рядом с одним из боевиков Берна. Девушка угрюмо смотрела прямо перед собой, скрестив руки на груди. Очевидно, все еще взбешенная коварством Рафи, Кай не произнесла ни слова с тех пор, как они покинули пуэбло после стрельбы по двум пожилым индейцам хопи. Рафи поморщился. Он вынужден был признаться самому себе, что эта неоправданная жестокость не в его стиле. К тому моменту он был измотан долгой дорогой к уединенным хижинам в горах, и его вывела из себя эта проклятая старуха, наотрез отказавшаяся отвечать. Но сейчас у него уже не оставалось никаких сомнений в том, что пожилая пара действительно ничего не знала.
Напрасная возня.
И если бы девчонка не вела себя так упрямо, Рафи швырнул бы ей кость, но сейчас у него не было желания перед нею оправдываться.
Пусть дуется сколько хочет.