Павел и девочки так и продолжали рассматривать друг друга, словно в гляделки играли. Павлу на мгновение показалось, что их лица ему кого-то напоминают. Кого-то очень давно и близко знакомого. Черты тонкие, кукольные. Он принялся перебирать в уме имена, но ответ всё ускользал от него. Девочкам вскоре надоело разглядывать отца. Они занялись не очень понятными Павлу забавами. В кроватках перед ними лежали игрушки, разложенные ровно, в ряд. Крохи не трогали их, просто, улыбаясь, рассматривали.
«Чудно. Всегда считал, что от малышей писк и головная боль. А эти сидят, молчат, игрушки в порядке…»
Павел вдруг спохватился, что за всё время, пока дети у них, он ни разу не слышал их лепета. К году детки уже лопочут вовсю.
«Немые!» – Мелькнуло в голове.
Крохи тут же, как по команде опять уставились на него.
«Я что, не заметил, как вслух сказал? Или они мысли читать умеют? – вздрогнул Павел. – Телепатия? Чушь собачья! Бездоказательно. Детский аутизм? Но зрительный контакт не нарушен. Вон, как смотрят. Того и гляди до дыр меня проглядят. Но признаки есть. Молчат и не улыбаются мне, зато оживляются на неодушевлённые предметы. В определённом порядке разложенные игрушки. И этих симптомов достаточно, чтобы предположить аутизм! Господи! Только этого не хватало. Как я Свете скажу, она же с ума сойдёт?!»
За тягостными раздумьями Павел не заметил, как пролетело несколько часов. Девочки ни разу не побеспокоили его, не попросились на руки. Они не захотели пить и есть. Не испачкали штанишек. Услышав голос жены, открывшей входную дверь и весело оповестившей о возвращении, Павел встрепенулся. Он подскочил со стула, на котором просидел в течение нескольких часов под перекрёстными взглядами девочек, и неожиданно глаза зацепились за детскую магнитную доску. Светлана начиталась всевозможных книжек о раннем детском развитии и вбила себе в голову, что научит дочерей читать чуть ли не с пелёнок. Она доказывала Павлу, что девочки уже знают почти половину алфавита. Павел так привык во всём соглашаться с женой, чтобы не травмировать её психику, что выслушивал её с притворным интересом, а сам по большому счёту пропускал женскую болтовню мимо ушей. Где это видано, чтобы дети не умели говорить, но знали буквы? На доске красовалась надпись: «КУ-КУ! ПАПОЧКА!» Павел, как-то тонко, неподобающе мужчине вскрикнул, и в тот же миг в комнату быстро вошла Светлана.
– Что с ними? Паша!? – увидев опрокинутое лицо мужа, выдохнула она.
Павел, не в состоянии произнести ни слова, указал жене на доску. Как только Светлана стала поворачивать голову в сторону панно, буквы ссыпались с него, словно мигом размагнитились.
– Фу, Паш! Разве можно так пугать! У меня чуть сердце не выскочило, – и тут же забыв о недавнем испуге, радостно заворковала. – Как тут мои красавицы? Ваша мама пришла!
– Молока принесла! – с неожиданной злобой съехидничал Павел. И не обращая внимания на обиженное недоумение жены, быстро вышел из детской.
Теперь девочки пугали его постоянно, при каждом удобном случае, когда он оставался с ними наедине. Как только они начали делать первые уверенные шаги, Павел стал закрывать кабинет на ключ, чтобы дети не заходили туда. Но запоров для близнецов не существовало. Павел ломал голову, над тем, как им удаётся открывать запертую дверь до тех пор, пока ему воочию не удалось лицезреть этот процесс. Потом он понял, что девочки просто напросто устроили ему показательное выступление демонстрации своих возможностей. С подоплёкой того, что им подвластно многое. Чтобы не мешал им. Впредь не вставал на пути их желаний и целей. Он как раз только выходил из ванной в коридор, и увидел, что малышки стоят возле закрытой двери кабинета. Павел машинально сунул руку в карман удостовериться, что ключ на месте. Дубликат лежал в верхнем ящике стола. Девочки стояли, взявшись за руки и не шевелясь. Изумлённо Павел наблюдал, как ручка начала слегка крутиться из стороны в сторону, словно кто-то с другой стороны двигал её. Потом щелчок и дверь в кабинет беззвучно открылась, и туда незамедлительно устремились дети.
Они могли не только на расстоянии проводить манипуляции с предметами и механизмами. Девочки легко меняли цвет глаз. Павел так никогда и не узнал, какой он был настоящий. Из тёмной почти чёрной радужка вмиг становилась небесно голубой, потом зеленела и тут же насыщалась цветом липового мёда.
«Маленькие хамелеоны, – думал Павел. – Чего дальше ожидать от вас? Научитесь менять лица? Отрастите жабры? Крылья? Ага, копыта и хвосты! Нет, я явно сбрендил! И некому рассказать. Света и та не видит, не верит!»