Дьявольские повести

— Но Детуш! Что Детуш? — перебил г-н де Фьердра, который после своего remembrance[357] о леди Гамильтон не сказал больше ни слова и поглядывал на м-ль Перси, как, вероятно, поглядывал на поплавок своей удочки, когда не было клева. Он обладал обоими прекраснейшими видами терпения — терпением удильщика и терпением охотника в засаде, но поэтому был и вдвойне упрям. — Фьердра прав, — по-прежнему насмешливо бросил аббат. — Ты слишком увлекаешься, сестра. Застарелая привычка шуанки! Ты шуанствуешь даже в манере изложения.

— Та-та-та! — отпарировала м-ль де Перси. — Уймитесь, молодежь! Вы спрашиваете о Детуше, но как мне добраться до него, не коснувшись человека, сыгравшего главную роль в этом безумном предприятии, поскольку он-то из него и не вернулся?

— Это не довод, — с серьезным видом возразил аббат. — В такой экспедиции красиво умереть — не главное. Есть кое-что поважнее.

— А именно — добиться успеха, — согласилась старая амазонка, сохранившая под своим карикатурным нарядом мужскую и деятельную душу. — Но он таки добился его, братец, поскольку его добились мы, а он был с нами. Впрочем, хоть мне и не было дела до прекрасного Тристана, как говорили у нас в Туфделисе, хоть меланхолия его тенью легла на всю жизнь Эме, я все равно обязана воздать ему должное. Ведь во время первого заключения Детуша в Авранше именно он, наперекор меланхолии, схватил своей томной рукой факел, ворвался в тюрьму и вышел оттуда не раньше, чем она запылала.

— Как! В Авранше? — изумился барон де Фьердра. — Но вы же вызволили шевалье в Кутансе, мадмуазель.

— Ах да! — спохватилась м-ль де Перси, радуясь, что его неосведомленность сообщает ее истории оттенок неожиданности. — Вы с моим братом находились тогда в Англии и узнали только о похищении, действительно осуществленном в Кутансе. Однако прежде чем оказаться в тамошней тюрьме, Детуш сидел в Авранше и в Кутанс был переведен именно из-за того, что мы пытались сжечь авраншскую тюрьму.

— Вот и отлично! — успокоился барон, — Я этого не знал, но я в восторге, что шевалье Детуш так дорого обошелся Республике.

— Да не мешайте же ей, Фьердра, — остановил друга аббат, который чаще, чем остальные, перебивал рассказчицу, а теперь особенно пылко негодовал на тех, кто страдал его собственным пороком, что всегда свойственно людям как порочным, так и склонным перебивать других.