Дьявольский коктейль

Меньше чем через месяц пойдут дожди. Все зазеленеет, деревья покроются листвой, взойдет новая трава. Дорога превратится в болото. И если машина к тому времени все еще будет стоять здесь, никто ее не найдет.

Если… если я к тому времени все еще буду сидеть здесь.

Я встряхнулся. Нет, от подобных мыслей всего один шаг до душевного состояния того киногероя, а я ведь решил не уподобляться ему.

Да, конечно.

Может, они вышлют вертолет…

Машина была серая, неприметная. Но с воздуха-то любая машина должна быть заметна. Неподалеку от Скукузы есть маленький аэродром. Я его видел на карте. Конечно, Ивен пошлет вертолет…

Но куда? Машина смотрела на север. Она стояла в тупике заброшенной дороги. Я мог находиться где угодно.

Может, если я все-таки покричу, кто-нибудь услышит? Ну да, как же. Я в стороне от всех дорог, а люди едут, закрыв все окна, и ничего не услышат за шумом мотора.

А гудок?… Безнадежно. Это была одна из тех машин, где гудок включается, только когда включено зажигание.

А зажигание?… Ключей не было.

Время ленча наступило и миновало. Эх, пивка бы сейчас!

Позади меня затрещали кусты. Я с надеждой обернулся. Наконец-то! Кто-то идет! Впрочем, что это я? Я же знал, что меня найдут!

Однако я не услышал человеческих голосов, возвещающих свободу. Мой посетитель ничего не сказал, потому что это был жираф.

Желто-коричневый небоскреб с более светлыми пятнами, ритмично шагая, обошел машину и принялся ощипывать редкие листочки на макушке стоящего передо мной деревца. Жираф был так близко, что его тень падала на машину, давая мне благословенную передышку. Огромный и грациозный, он немного постоял, мирно жуя и время от времени опуская свою большую голову с крохотными рожками к машине, глядя на меня большими глазами, обрамленными длиннющими ресницами. Таким ресницам любая красавица позавидовала бы.

Я обнаружил, что разговариваю с ним вслух.

- Не будешь ли ты так любезен сходить в Скукузу и попросить нашего друга Хагнера приехать сюда на джипе, да побыстрее?

Звук собственного голоса испугал меня. Я услышал в нем отзвук своего страха. Я мог сколько угодно говорить себе, что скоро Ивен, Конрад, Хагнер или просто какой-нибудь прохожий найдет и освободит меня, но на самом деле я в это не верил. Сам того не сознавая, я готовился к долгому сидению. Это все из-за того фильма!

И все же я верил, что в конце концов кто-нибудь придет. Какой-нибудь крестьянин проедет мимо на осле, увидит машину и спасет водителя. Это был единственный допустимый финал. За эту идею мне и надо держаться, и я сделаю все, чтобы это приключение закончилось именно так.

В конце концов меня все же начнут искать. Если я не вернусь к премьере, начнутся расспросы, проверки, и в конце концов объявят розыск.

Премьера - в следующую среду.

А сейчас? Вроде бы пятница.

Без воды человек может прожить дней шесть-семь.

Я угрюмо смотрел на жирафа. Жираф помахал своими фантастическими ресницами, покачал головой, словно сочувствуя мне, и удалился изящной походкой.

К вечеру среды я проведу без воды полных шесть суток. К четвергу меня вряд ли успеют найти.

Может быть, к пятнице или к субботе.

Нет, это все же возможно! И я сделаю это. Я выживу.

Когда жираф ушел, унеся с собой свою тень, я заново осознал, как жестоко палит солнце. Так, если я немедленно что-то не предприму, не миновать мне солнечного удара.

Больше всего от солнца, как ни странно, страдали руки. Как и в большинстве жарких стран, верхняя треть ветрового стекла была затемненной, и если откинуть голову на спинку, можно было спрятать лицо от прямых лучей; но руки и колени пекло немилосердно. Я отчасти разрешил проблему, расстегнув манжеты рубашки и сунув кисти рук в рукава, точно в муфту.

После этого я принялся обдумывать, разумно ли будет снять носки и ботинки и открыть окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Я мог по очереди дотянуться ногами до рук, чтобы стянуть носки. Кроме того, я мог достаточно извернуться на сиденье, чтобы повернуть ручку левого окна пальцами ног.

Сделать это сразу же мне помешал не страх перед животными, а мысль о влаге.

Единственная вода, которая будет доступна мне все то время, что я здесь просижу - это та, которая сейчас содержится в моем теле. С каждым движением, с каждым дыханием этот запас убывает, поскольку я выпускаю воду в воздух в форме невидимых водяных паров. Если держать окна закрытыми, большая часть паров останется внутри машины. А если я их открою, вода мгновенно испарится.

Воздух вельда после многомесячной засухи был суше сухого закона. Мне казалось, что если я не могу помешать своему телу испарять влагу, то, по крайней мере, могу попытаться отчасти использовать ее заново. Во влажном воздухе моя кожа не так быстро растрескается от обезвоживания. И слизистая носоглотки пересохнет не так скоро.

Обдумав все это, я не стал открывать окно.