Британцы уже давно хотели отвратить Сталина от союза с Берлином, и именно такой образ действия представлялся им главным оружием в борьбе против Гитлера. Но, к их вечной досаде, им никак не удавалось достучаться до Москвы. Как горько отмечал Александр Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел, дипломатия в отношении СССР «хромает на обе ноги»: ведь «если невозможно действовать (а) угрозами или (б) подкупом, то нельзя добиться ничего, потому что Россия (а) совершенно нас не боится, и (б) нам нечего ей предложить»820
. Однако дело Гесса обещало подсказать выход из тупика, предоставив британцам возможность, если они ловко «повернут» эту историю, благотворно повлиять на Сталина. Таким образом, Москве попытались внушить, будто прилет Гесса сигнализировал о расколе внутри нацистской партии: пуристы (которых и представлял Гесс) были недовольны сотрудничеством Гитлера с Советами и намеревались подготовить почву, заручившись нейтралитетом британцев, для окончательного сведения счетов с коммунистами. Британцы надеялись, что после их рассказа о вероломстве нацистов и о вероятном нападении с их стороны Сталин отвернется от бывшего партнера и соучастника преступления, и тогда нацистско-советский пакт наконец утратит силу.Этот план нельзя назвать совсем нелепым, но, по большому счету, он оказался несостоятельным. Британцы не только недооценили степень паранойи Сталина, но, видимо, так и не поняли, что его подозрительность в отношении британских мотивов не менее сильна, чем страх перед намерениями Германии. Британия как типичнейшая «империалистическая держава» занимала особое место в советской демонологии, тем более что в 1918–1919 годах, во время Гражданской войны в России, именно она играла главную роль в союзнической военной интервенции на востоке страны, а сам Черчилль произнес в ту пору свою знаменитую фразу о большевизме как о младенце, которого лучше «задушить еще в колыбели»821
. Поэтому, естественно, любые сведения, поступавшие из британских источников, воспринимались с величайшей осторожностью.Информация о Гессе проникла в Советский Союз сразу по нескольким каналам, в числе которых были британский посол в Москве Стэффорд Криппс и «кембриджский шпион» Ким Филби, а также члены обширной советской разведывательной сети. Поступившие сведения были крайне скупы на подробности и практически все подверглись той или иной обработке в Уайтхолле. Однако любопытно, что из прицельно запущенных слухов Сталин и его соратники извлекли вовсе не ту мысль, которую им пытались внушить англичане, – о расколе в рядах нацистов. В СССР пришли к другому выводу: а именно что Гесс (а значит, и Гитлер) пытается затеять игру с британцами и что если Москва не проявит осторожность, то вскоре может оказаться с нацистами лицом к лицу. Как заметил в своих мемуарах Хрущев, никому даже в голову не пришло, что Гесс мог совершить полет без ведома фюрера822
. К тому же известие о том, что в допросе Гесса принимал участие сэр Джон Саймон, наверняка очень встревожило Москву: дело в том, что многие левые видели в Саймоне одного из вдохновителей политики умиротворения, признанного «мюнхенского человека». Сталина легко извинить, если он по ошибке решил, что англичане просто готовятся к новому этапу умиротворения Гитлера.В действительности этим подозрения не ограничились: для Сталина эпизод с Гессом послужил сигналом об опасном антисоветском заговоре. Через несколько дней после прилета Гесса в Британию Сталин, выступая перед ЦК партии, поделился с товарищами своими мыслями на эту тему: «С одной стороны, Черчилль шлет мне личное послание, в котором предупреждает об агрессивных намерениях Гитлера… А с другой стороны, англичане принимают у себя Гесса, несомненно доверенного Гитлера, и ведут через него сговор с Германией». Из этого Сталин мог сделать единственный очевидный вывод – что британцы хотят спровоцировать войну между Россией и Германией. «Посылая нам предупреждение, – рассуждал он дальше, – господин Черчилль наверняка надеется, что у Советского правительства нервы не выдержат, и мы приведем в движение весь наш военный механизм. Тогда у Гитлера будет прямой и оправданный повод начать против СССР превентивный поход»823
.Таким образом, вместо того, чтобы расшевелить Сталина и настроить его против Гитлера (на что очень надеялся Лондон), просочившаяся информация о полете Гесса возымела ровно противоположный эффект – лишь укрепила в Сталине патологическое недоверие к британцам как к коварным интриганам и притворщикам. Непосредственная угроза, заключил Сталин, исходит не от немцев, а от англичан824
. Он сказал Жукову: «Вот видите, нас пугают немцами, а немцев пугают Советским Союзом и натравливают нас друг на друга»825.