Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Все это время в Москву продолжали поступать донесения разведки, которые обрабатывал и представлял на рассмотрение Сталина глава военной разведки генерал-лейтенант Голиков – тот самый, который накинулся с критикой на Жукова несколькими месяцами ранее. Например, в докладе, подготовленном к 25 апреля, Голиков заключал, что Германия сосредоточила не менее ста дивизий у западной границы СССР, а еще пятьдесят восемь были размещены в Югославии и семьдесят две – в других местах Европы⁸⁰⁰. А еще за прошедшие три недели Германия восемьдесят раз нарушала советское воздушное пространство⁸⁰¹. Такие первичные данные добавились к донесениям агентурной разведки, которые начали поступать от советских агентов – Рихарда Зорге из Токио, Энтони Бланта из Лондона и Арвида Харнака в Берлине, – и все это вместе определенно указывало на возрастание германской угрозы.

Возможно также, что Сталину стало известно о речи Гитлера в рейхсканцелярии 30 марта, произнесенной перед двумя с лишним сотнями своих военачальников, с изложением причин назревающего конфликта. Эту двухчасовую речь Гитлер начал с обширного обзора войны и ее исторических предпосылок, обратившись к неприятному вопросу о том, почему Британия продолжает упорно сопротивляться, а также к перспективам вступления Америки в войну. Далее он перешел к основной теме – близящемуся конфликту с Советским Союзом. Во-первых, объяснил он, у Германии есть моральное оправдание для нападения на СССР: ведь Сталин явно «ждал, что Германия истечет кровью насмерть» осенью 1939 года. Кроме того, лишь разгром Советского Союза – «последнего враждебного фактора в Европе» – расчистит Германии путь и позволит ей «окончательно и всесторонне решить континентальную проблему». Он не собирался останавливаться на достигнутом и собирался установить господство Германии над всем континентом⁸⁰².

Однако война против Советского Союза не будет обычным конфликтом, предупредил Гитлер: это будет «борьба между двумя противоположными идеологиями». Большевизм – это «асоциальная преступная система», чрезвычайно опасная. «Везде. В Латвии, Галиции, Литве [и] Эстонии» преступления советских комиссаров продемонстрировали, что они способны действовать только «по-азиатски»⁸⁰³. Следовательно, не может быть и речи ни о каком «солдатском товариществе с врагом». Нет, заявил Гитлер, предстоит «война на уничтожение»: Красную армию необходимо не только разбить на поле боя, но и совершенно уничтожить⁸⁰⁴. Если у кого-либо из генералов, слушавших в тот момент фюрера, еще имелись иллюзии относительно того, что нацистская Германия остается союзницей СССР, то теперь они должны были развеяться.

Таким образом, к концу апреля 1941 года Сталин наверняка понимал, что его отношения с Гитлером перешли в новую, более тревожную фазу: от советского вождя требовались все более существенные уступки и более преувеличенные жесты. Но, что самое главное, он по-прежнему не верил в то, что надвигается война, и все больше раздражался на тех, кто пытался убедить его в обратном. Однако, продолжая умиротворять фюрера, Сталин одновременно стремился продемонстрировать Германии, что СССР вовсю готовится отразить нападение.

Поэтому как раз в то время, когда советские переговорщики настаивали на возобновлении давно забуксовавших переговоров с немцами и подсказывали, что можно было бы увеличить поставки сырья, Сталин пригласил германского военного атташе и других высокопоставленных чиновников съездить на Урал и в Западную Сибирь и побывать на заводах, выпускавших самые современные советские танки и самолеты, особенно Т-34 и тяжелые бомбардировщики дальнего действия «Петляковы» Пе-8. По словам Николауса фон Белова, офицера люфтваффе и адъютанта Гитлера, после этого визита «не осталось никаких сомнений» в том, что СССР «вооружается по-крупному»⁸⁰⁵. Одновременно советские агенты, внедренные в министерства авиации и экономики Германии, принялись распространять мнение о том, что война против Советского Союза обернется катастрофой для нацистского руководства⁸⁰⁶. Сталин явно не желал, чтобы противник недооценивал важность решения в пользу войны.

Примерно через неделю Сталину представилась еще одна возможность поразить весь мир готовностью Советского Союза к военным действиям. Сталин распорядился, чтобы 4 мая Политбюро назначило его председателем Совета народных комиссаров. Эта перестановка носила по большей части символический характер – раньше Сталин занимал номинально лишь должность генерального секретаря ВКП(б), – однако, получив новое назначение, он фактически возглавил государство и уже официально сосредоточил всю власть в собственных руках. Тем самым он сигнализировал миру о своей несокрушимой решимости и демонстрировал «абсолютное единство в работе руководства» в «текущих напряженных условиях»⁸⁰⁷.