Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Советский Союз переживал самый тяжелый кризис за все время своего существования. Гитлеровские войска в то лето неудержимо рвались вперед, и казалось, что сам СССР ждут поражение и крах. К той первой неделе июля, когда два дипломата уселись за стол переговоров в безопасном Лондоне, почти вся западная часть Советского Союза полыхала. За две первые недели войны сталинская Красная армия понесла ужасающие потери: более 10 тысяч танков, 19 тысяч орудий, 4 тысячи боевых самолетов и не менее 750 тысяч солдат. Кроме того, почти все территории, присоединенные по условиям сговора с Германией – Восточная Польша, Латвия, Литва и Бессарабия, – были уже утрачены, и только Эстонию красноармейцы еще удерживали. Что еще важнее, немцы успели оккупировать Белоруссию и изрядную часть Украины и уже на 600 километров продвинулись на восток вдоль «дороги на Москву»⁹⁹⁰. Тем, кто находился в ту пору в Лондоне, вполне простительно было сомневаться: а будет ли еще существовать СССР к тому времени, когда завершатся переговоры?

Будущее Польши тоже оказалось под вопросом. Ее правительство находилось в изгнании в Британии, сама Польша была теперь полностью оккупирована немцами и вела призрачное существование, которое можно было бы счесть ее последними днями – если бы не коллективная память о ста двадцати трех годах жизни под иностранным игом до 1918 года. Конечно, поляки могли порадоваться началу войны между двумя державами, которые напали на их страну и поделили ее между собой в 1939 году, – хотя бы потому, что забрезжила надежда на то, что их страдания, быть может, наконец-то закончатся. Но положение этой страны было гораздо сложнее. В отличие от британцев, поляки считали, что находятся в состоянии войны с обеими странами – и с гитлеровской Германией, и со сталинским Советским Союзом – еще до июня 1941 года, и потому мало кому казалась привлекательной перспектива о чем-то договариваться с СССР. Кроме того, и сама Польша отнюдь не оставалась вдали от боев. В ходе советской и германской оккупации беззащитное польское население подвергалось беспримерно жестокому обращению со стороны захватчиков, и польские политики, и военачальники, находившиеся в изгнании в Британии, остро сознавали, что конфликт на бывших польских восточных территориях недавно перешел в новую фазу. Многим из них эти земли были хорошо знакомы. Таким образом, «польская Голгофа» отнюдь не приближалась к концу – в ее истории просто открывались новые страницы.

Поэтому, когда советский посол в Лондоне Иван Майский встречался в британском МИДе с польским премьер-министром в изгнании, генералом Владиславом Сикорским, оба ощущали сильное напряжение. Полный, покровительственно-добродушный Майский и строгий, тщеславный Сикорский являли собой полную противоположность. Как с явной насмешливостью рассказывал позднее Майский в своих мемуарах, Сикорский прибыл в Уайтхолл в сопровождении целой свиты адъютантов, которые «вбежали в здание… и понеслись по коридорам, расталкивая встречных и громко выкрикивая: «Генерал идет! Генерал идет!»». Войдя в кабинет, Сикорский – он был «в полной парадной форме со всеми орденами и знаками отличия» – поглядел на Майского, и «по его лицу пробежала легкая гримаса удивления, почти негодования». Майский счел, что генерала шокировало «легкомыслие» его «летне-обеденного костюма»⁹⁹¹. Однако надменный взгляд Сикорского, скорее всего, объяснялся отнюдь не мыслями о неподобающей одежде его визави.

Это холодное презрение и задало тон для последовавших переговоров. Сикорский полагал, что, учитывая крайне затруднительное положение, в которое попал Советский Союз, Польша вправе ожидать, что Сталин аннулирует нацистско-советский пакт⁹⁹². Его задело то, что двумя неделями ранее Черчилль сам не потребовал какой-то компенсации в этом роде, прежде чем обещать Москве британскую помощь. В этих обстоятельствах Сикорский считал своим долгом не только попытаться исправить то зло, которое за два года причинили его народу советская оккупация, преследования и депортация, но и добиться какой-то гарантии будущего самостоятельного существования Польши. Эти цели и лежали в основе первых требований, которые Сикорский предъявил Майскому: Советский Союз должен официально расторгнуть нацистско-советский пакт и освободить всех польских заключенных – военных и гражданских, – которые продолжали находиться в советских тюрьмах и лагерях. Взамен Польша согласится на восстановление нормальных дипломатических отношений между двумя странами, и тогда он, Сикорский, даже разрешит создать целую армию из тех трехсот тысяч польских солдат, которые, как тогда еще считалось, содержатся в советской неволе⁹⁹³.