Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

А 27 июля случился прорыв. Майский в своих мемуарах, конечно же, восхвалил «настойчивость и гибкость, проявленные советским правительством», которые «после долгих споров и острой полемики» привели к успешному завершению переговоров⁹⁹⁸. Иден отдал должное политической дальновидности Сикорского, но одновременно подчеркнул роль Британии, проявившей «терпеливую дипломатичность, к которой примешивалась тревога за будущее поляков»⁹⁹⁹. Криппс же гордился своими расширенными переговорами со Сталиным в Москве и, самое главное, тем, что сумел «убедить его немедленно амнистировать всех польских граждан, содержавшихся в заключении в его стране»¹⁰⁰⁰. Сама идея амнистии была спорной – некоторые даже сочли ее ошибочной, – однако она аккуратно обходила вызывавший ожесточенные споры вопрос о законности советской оккупации и позволяла советской власти выпустить узников и в то же время сохранить лицо. Безусловно, это решение стало выходом из тупика, но больно ранило многих поляков: как можно «амнистировать» тысячи людей, которые не совершали никаких преступлений?

Так, наконец, было достигнуто соглашение. В первую очередь Советский Союз признавал, что советско-германские договоры 1939 года «утратили силу» «касательно территориальных перемен в Польше». Это была не та полная аннуляция пакта, на которой настаивал Сикорский, но нечто очень близкое к ней. Далее, обе страны договорились о том, что восстановят дипломатические отношения и обменяются послами; кроме того, на советской земле будет сформирована польская армия, и командовать ею будет военачальник, которого назначит польское правительство с согласия Москвы. Как обычно, к соглашению Майского – Сикорского прилагались два протокола. Один, публичный, гласил, что «всем польским гражданам, содержащимся ныне в заключении на советской территории», предоставляется амнистия с того момента, когда будут восстановлены дипломатические отношения. Во втором, секретном, говорилось, что рассмотрение всех общественных и частных требований о возмещении убытков откладывается до последующих переговоров¹⁰⁰¹.

По сути, польско-советское соглашение было классической дипломатической отпиской. Как и нацистско-советский пакт, отмену которого оно возвещало, оно явилось упражнением в реальной политике: стратегической необходимостью, шатким браком по расчету между двумя издавна враждовавшими сторонами, временным договором, в котором наиболее спорные пункты были просто отложены на потом. Британцы поспособствовали заключению альянса между их новейшим союзником и страной, на защиту которой они бросились, вступив в войну; американцы получили такое соглашение, которое можно было спокойно предъявить своему электорату, справедливо опасавшемуся любых намерений СССР; а Сталин восстановил (по крайней мере, частично) свою репутацию порядочного человека в глазах западного мира, при этом практически не пойдя ни на какие реальные уступки. Если же говорить о Сикорском и Польше, то для них это соглашение было, пожалуй, наилучшим вариантом, какого они только могли добиться в тот момент, пускай даже оно оставляло их почти в полной зависимости от благосклонности Сталина (чего и опасался Черчилль).

Польско-советское соглашение было подписано 30 июля 1941 года в кабинете министра иностранных дел Британии в лондонском здании МИД. Сикорский и Майский сидели на противоположных концах длинного стола, заваленного бумагами, промокашками и чернильницами. На Сикорском была парадная форма, Майский облачился на сей раз в темный костюм в тонкую полоску. Иден и Черчилль сидели по одну сторону стола. Премьер-министр Британии широко улыбался и со смаком курил кубинскую сигару своей любимой марки Romeo y Julieta. По другую сторону стола стояли приглашенные фотографы и корреспонденты, которым предстояло запечатлеть это событие для потомства, а также для союзной пропаганды. За всем происходящим наблюдал белый мраморный бюст Уильяма Питта-младшего, премьер-министра Британии более ранней эпохи; по словам Джока Колвилла, личного секретаря Черчилля, «поглядывал он довольно неодобрительно»¹⁰⁰².

Эпилог Жизнь после смерти

Нацистско-советский пакт оставался предметом большого смущения для обеих подписавших его сторон, и впоследствии они изо всех сил оправдывались, объясняя, зачем его нужно было заключать. 3 октября 1941 года в Берлине Гитлер высказал свое суждение. Его войска готовились к последнему броску на Москву, Красная армия, казалось, была уже раздавлена, и Гитлер уже предвкушал победу над Сталиным и называл Россию «наша Индия»¹⁰⁰³. В тот вечер, выступая в огромном берлинском Дворце спорта, Гитлер, не заглядывая в записи, обратился к собравшейся толпе, и одновременно его речь передавали по радио. «22 июня началась величайшая в мировой истории битва, – заявил он. – С того момента все шло по плану». Далее он сказал: