Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Однако, несмотря на всю идеологическую эквилибристику и замысловатые оправдания, которые пускали в ход власти, многие стойкие нацисты и коммунисты ничуть не пошатнулись в верности своим принципам, не собираясь по воле правителей менять убеждения и учитывать направление переменчивого политического ветра. Гарри Поллит выразился ясно: «Я не завидую товарищам, которые способны так запросто поменять одни политические убеждения на другие». Поллит не пожелал отказываться от своего мнения. Хотя после смещения с должности он и примкнул к публичной кампании за новую линию, указанную Раджани Палмом Даттом и Коминтерном, он не изменил личных взглядов. Рассказывали даже, что однажды он явился на партийное собрание компартии, держа в руках экземпляр собственного спорного памфлета «Как выиграть войну», а когда ему попеняли за это, он воскликнул, что и сейчас готов подписаться под каждым своим словом⁴⁸⁹. Хотя фашисты и коммунисты расходились почти во всем остальном, в данном случае и те и другие наверняка лишь поаплодировали бы такой непреклонности.

Глава 5 Грубые, неловкие заигрывания

Как вспоминал позднее Уинстон Черчилль, новость о подписании нацистско-советского пакта «оглушила мир, будто взрыв»⁴⁹⁰. Госсекретарь по военным делам Лесли Хор-Белиша прибег к сходной метафоре – он сравнил это событие с «разрывом бомбы»⁴⁹¹. Странное дело, но британская разведка, обычно очень ловко собиравшая информацию, никого не предупредила о близящемся нацистско-советском сближении. О желании Германии установить более тесные отношения с Москвой было известно, но считалось, что, во-первых, оно идет вразрез с инстинктами Гитлера, а во-вторых, советская сторона не ответит взаимностью. Поэтому на заседании министерства иностранных дел, состоявшемся на той самой неделе, высказывалось мнение, что заключение пакта между Германией и СССР «маловероятно»⁴⁹². Если уж разведсообщество было застигнуто врасплох, то многие британцы, не входившие в этот круг, были поражены как громом. Какую бы из сторон в споре ни занимали люди, все воспринимали лютую вражду между нацистами и СССР как данность, как одну из неподвижных точек в политической жизни. И вот в одночасье все сдвинулось. Таким образом, подписание пакта явилось одним из тех редких моментов в истории, когда весь мир – со всеми его привычными правилами и представлениями – как будто перевернулся вверх тормашками.

Многих лишил покоя призрак двух гнусных режимов, объединившихся теперь в союз. Для политика и мемуариста «Чипса» Ченнона это было знаком грядущего апокалипсиса. «Сегодня нацисты и большевики сплотились, чтобы уничтожить цивилизацию, – записал он, – впереди наш мир ожидает что-то ужасное». Член парламента Гарольд Николсон, ранее предупреждавший об угрозе, которую представляет фашизм, согласился бы с ним. Свои страхи он доверил дневнику: «Боюсь, это означает, что нас сотрут в пыль». Старейший дипломат сэр Александр Кадоган просто чувствовал крайнюю усталость. Садясь за ужин вечером того дня, когда сообщили о подписании пакта, он принялся размышлять о его значении, но ощутил лишь бессилие: «Все эти кризисы так утомляют. Нам в Европе больше нельзя так жить. В этом нет ни капли смысла»⁴⁹³.

Общественное мнение в Британии в целом было менее пессимистично: сказывалось уважение, которое многие питали к СССР как к «раю для рабочих», веря в светлую картинку, созданную московскими пропагандистами. Опрос общественного мнения, проведенный в апреле 1939 года, показал, что 87 % поддержали бы заключение военного союза с Москвой, и к осени эти данные не слишком изменились⁴⁹⁴. Поэтому в августе, когда в Соединенное Королевство ворвалось известие о пакте, публика в целом, толкуя события, не спешила винить во всех грехах Советский Союз. Чаще всего звучало мнение, что Сталин просто временно пошел на хитрость, чтобы защитить СССР, и что в итоге он перейдет на сторону Британии⁴⁹⁵.

В остальном же в народе росла уверенность в том, что война неизбежна. Один офицер британской разведки прислал жене открытку в тот самый день, когда был подписан пакт, и предупредил ее: «Не хочу показаться паникером, но я действительно думаю, что немцы нападут на Польшу или в эти выходные, или в начале следующей недели»⁴⁹⁶. Он почти не ошибся. Примерно те же мысли были подытожены более четко в воспоминаниях Хью Дандаса, летчика из 616-й эскадрильи Королевских ВВС, размещавшейся тогда на аэродроме Мэнстон на побережье Кента. Когда объявили новость о пакте, Дандас сидел рядом с Тедди Сент-Обином, выпускником Итона и бывшим гвардейцем, одним из создателей этой эскадрильи. Сент-Обин отреагировал совсем не по-джентльменски: «Тедди отложил суповую ложку и громко, отчетливо произнес: «Это п…ц! Это значит, что начнется война»». «Я услышал его слова, – вспоминал позднее Дандас, – и понял, что он прав»⁴⁹⁷.