Дьявольское биополе

— Помру, что ли? — бодро спросил я, потому что сделал первый глоток солнценосного чая.

— Представь себе! Упадешь на допросе или на месте происшествия рядом с твоими трупами.

— Лида, я буду жить вечно.

— Неужели?

— У работы нет конца, поэтому кажется, что бесконечна и жизнь. Работа протягивает время за горизонт.

— Сережа, тебе нужно куда-нибудь съездить.

— Зачем?

— Развеяться. Не думать о преступниках и о том, что время протягивается за горизонт.

Я стараюсь никуда не ездить, потому что…

Желтое теплое дерево полок и шкафчиков. Торшер с золотистым абажуром, отчего дерево сделалось еще теплее. Желтый хохлатый петух с красным гребешком сидит на чайнике с травами. Дух мелиссы, который перебивает запах других трав. Лидины светлые волосы, неподвластные времени, распущенно шуршат по плечам…

Я стараюсь никуда не ездить, потому что люблю свой дом. Как же его покинуть, когда виден конец жизни? Еще успею, еще покину.

— Сережа! — вскрикнула Лида так, будто увидела мышь, самого страшного для нее зверя.

Но смотрела она не в угол или под стол — да и нет у нас никаких мышей, — а почему-то на мою чашку, где уж наверняка мышь не сидела. Все-таки я заглянул — недопитый чай золотым расплавом дрожал на дне.

— Что?

— Где же твоя бородавочка?

Я поставил чашку рывком, точно обжегся, и распрямил указательный палец. От нароста осталось лишь пятнышко, почти незаметное — легкое потемнение кожи. Я погладил его, точно сомневаясь, но палец стал гладким и каким-то стройным, как и положено указательному.

— Сережа, ты ходил к хирургу?

— Я ходил к колдуну.

Пришлось рассказать. Про Вовика, про Чариту Захаровну, роковую тень на фотографиях, «чайную розу» и визит к Смиритскому. Слушает уголовные истории Лида своеобразно: смотрит на меня с возрастающим страхом, будто все, о чем сейчас говорю, окажется здесь, в нашей квартире. Поэтому о делах кровавых и сильно грязных я помалкиваю.

— Взглядом свел?

— Прикосновением.

— Есть же необыкновенные люди…

— Которые чаще всего оказываются обыкновенными мошенниками.

— Жировика-то нет.

— Думаю, мазнул какой-нибудь едкой жидкостью.

Лида налила мне вторую чашку. Тепло, тихо, запах трав, Лида — и уехать?…

Что-то произошло. Эфир ли дрогнул, ангел ли пролетел? Мне вдруг стало так легко и щемяще хорошо, что я огляделся с неясной улыбкой. Но ото состояние уже миновало. Нет, не эфир и не ангел — миг повторился, потому что повторилось когда-то бывшее с микронной точностью: Лида, кухня, запах, свет и мое настроение. Повторный миг жизни… А если повторятся два мига, минута, час, день? Не значит ли тогда, что время может идти вспять?

— Не то, Сережа, худо, что этот Смиритский лечит биополем, а то худо, что человек он плохой.

— Не верю я в его биополе.

— Сережа, какая-то сила есть.

— Ага, божественная.

— Божественная не божественная, но вселенская и нематериальная.

Говорил я рассеянно, точно ждал повторения того прекрасного мига, когда ощутилось возвращение времени. Есть нематериальная вселенская сила — время. И мысль, и любовь, и много чего есть нематериального и вселенского.

— Этой твоей силы нет доказательств, — юридически изрек я.

— Интуиции тоже нет доказательств, а ты в нее веришь.

— Существование интуиции подтверждается на каждом допросе.

— Есть доказательства и духа, Сережа. Возьми боль. Зачем природа придумала, чтобы боль, например, от укуса комара передавалась твоему сознанию?

— Чтобы я комара прихлопнул.

— Правильно. А боль, скажем, от клыков хищника, огня, удара?

— Чтобы бежал или защищался.

— Да, пожалуй… Сережа, а вот какой смысл передавать мозгу болевые сигналы, например, от раковой опухоли?

— Чтобы человек шел к врачу.

— Думаешь, природа предвидела поликлиники? Зачем природа безжалостно сверлит болью мозг, который не в силах помочь? Какой смысл мучить человека болью перед его кончиной?

— А какой? — вяло спросил я, не расположенный к серьезному разговору.

— Природа стучится к разуму и просит помощь. А это значит, Сережа, что человеческий разум создала не природа, а какая-то сила иная, духовная.

Я с интересом посмотрел на пятнышко, оставшееся от жировика. Неужели Смиритский прибег к этой духовной силе? Смущает только одно: почему люди, прикоснувшись к могучей силе, да еще духовной, непременно оборачивают ее в свою выгоду? Помню черноокую худющую обвиняемую с жгуче-непримиримым взглядом, которая обладала, говорят, силой присушивать парня к девушке и наоборот; шли к ней косяками, брала она за это пару обручальных колец, мужское и женское — при обыске я изъял, наверное, полведра этих драгоценностей.

— Лида, твою болевую теорию я опровергну с материалистических позиций… Молодые, как правило, не болеют. А дело в том, что природа не запрограммировала старость. И животные, и растения, дав потомство, должны погибнуть. Старость для природы неестественна. А коли дожил до старости, то мучайся от бессмысленной боли.

— Да? — удивилась она слегка обиженно. — Вчера кассирша обсчитала меня на рубль. Я все вижу, понимаю, знаю, а сказать не могу. Так и ушла. Чем это объяснить?

— Тем, что ты дурочка, — рассмеялся я, привлекая ее к себе.