Дигха Никая

И если бы, Кассапа, он носил одежду из пеньки, носил одежду, сплетённую отчасти из пеньки, носил одеяния мертвецов, носил отрепья с мусорной свалки, носил одежду из коры тиритаки, носил одежду из кожи чёрной антилопы, носил накидку, сплетённую из полос кожи чёрной антилопы, носил одежду из волокон кусы, носил одежду из лыка, носил одежду из деревянных дощечек, носил покрывало из человеческих волос, носил покрывало из лошадиных волос, носил покрывало из перьев совы; выщипывал волосы и бороду, следуя обычаю выщипывания волос и бороды; находился в стоячем положении, отказавшись от сиденья; сидел на корточках, следуя упражнению сиденья на корточках; пользовался подстилкой с шипами, ложась на постель, где подстилка с шипами; ложился на постель из деревянных дощечек, ложился на голую землю, лежал на одном боку, нёс на себе пыль и грязь, пребывал на открытом месте; занимал то сиденье, которое ему предлагают; питался нечистотами, следуя обычаю поедания нечистот; не пил, следуя отказу от питья; омывался вечером в третий раз, следуя обычаю омовения в воде, – и если бы, Кассапа, из-за одних этих видов подвижничества считалось, что трудно узнать, очень трудно узнать отшельника или брахмана, то не подобало бы говорить так: “Трудно узнать отшельника, трудно узнать брахмана”. Ведь это смог бы узнать любой домохозяин или сын домохозяина, или даже рабыня, носящая воду, сказав себе: “Он носит одежду из пеньки, носит одежду, сплетённую отчасти из пеньки, носит одеяния мертвецов, носит отрепья с мусорной свалки, носит одежду из коры тиритаки, носит одежду из кожи чёрной антилопы, носит накидку, сплетённую из полос кожи чёрной антилопы, носит одежду из волокон кусы, носит одежду из лыка, носит одежду из деревянных дощечек, носит покрывало из человеческих волос, носит покрывало из лошадиных волос, носит покрывало из перьев совы. Он выщипывает волосы и бороду, следуя обычаю выщипывания волос и бороды; находится в стоячем положении, отказываясь от сидения, сидит на корточках, следуя упражнению сидящих на корточках; пользуется подстилкой с шипами, ложась на постель, где подстилка с шипами; ложится на постель из деревянных дощечек, ложится на голую землю, лежит на одном боку, несёт на себе пыль и грязь, пребывает на открытом месте, занимает то сиденье, которое ему предлагают, питается нечистотами, следуя обычаю поедания нечистот; не пьёт, следуя отказу от питья; он омывается вечером в третий раз, следуя обычаю омовения в воде”. Поскольку же, Кассапа, не только из-за одного этого, не только из-за этих видов подвижничества трудно узнать, очень трудно узнать отшельника или брахмана, то и подобает говорить так: “Трудно узнать отшельника, трудно узнать брахмана”. С той поры, Кассапа, как монах дружелюбен в мыслях, лишённых вражды и лишённых злобы, и с уничтожением греховных свойств живёт, сам познав, испытав и обретя в зримом мире лишённое греховных свойств, освобождение мыслей и освобождение постижения, – этот монах, Кассапа, зовётся отшельником и брахманом”.

18. Когда так было сказано, обнажённый аскет Кассапа сказал Блаженному: “Каково же, почтенный Готама, это совершенство в нравственности, каково совершенство в мысли, каково совершенство в постижении?”

“Вот, Кассапа, в мир приходит Татхагата – архат, всецело просветлённый, наделённый знанием и добродетелью, счастливый, знаток мира, несравненный вожатый людей, нуждающихся в узде, учитель богов и людей, Будда, Блаженный. Он возглашает об этом мироздании с мирами богов, Мары, Брахмы, с миром отшельников и брахманов, с богами и людьми, познав и увидев их собственными глазами. Он проповедует истину – превосходную в начале, превосходную в середине, превосходную в конце, – в её духе и букве, наставляет в единственно совершенном, чистом целомудрии.

Эту истину слышит домохозяин, или сын домохозяина, или вновь родившийся в каком-либо другом семействе. Слыша эту истину, он обретает веру в Татхагату. И наделённый этой обретённой им верой, он размышляет: “Жизнь в доме стеснительна, это путь нечистоты, странничество же, – как чистый воздух. Нелегко обитающему в доме блюсти всецело совершенное, всецело чистое целомудрие, сияющее как жемчужная раковина. Ведь я мог бы сбрить волосы и бороду, надеть жёлтые одеяния, и, оставив дом, странствовать бездомным”. И со временем, отказавшись от малого достатка или отказавшись от большого достатка, отказавшись от малого круга родственников или отказавшись от большого круга родственников, он сбривает волосы и бороду, надевает жёлтые одеяния, и, оставив дом, странствует бездомным.

Так, будучи странником, он живёт сдержанный воздержанием предписаний для отшельников, придерживаясь должного поведения, видя опасность в мельчайших поступках, обязуется следовать заповедям и упражняется в их исполнении, наделён добродетелью тела и добродетелью речи, чист в средствах существования, обладает нравственностью, охраняет врата жизненных способностей, наделён способностью самосознания и вдумчивостью, удовлетворён.