Дикая Флетчер

Я задерживаюсь еще на мгновение, чтобы посмотреть, как Джона забирается в свой самолет. Чтобы напомнить себе, что в конечном итоге это правильный выбор.

Я задерживаюсь настолько, что мое сердце разбивается вдребезги.

А потом направляюсь домой.

Глава 27

Два месяца спустя…

– Вы знали, что в Бангоре на Аляске приходится больше такси на душу населения, чем где-либо еще в Северной Америке?

Я замечаю, как в зеркале заднего вида мелькают глаза водителя «Убер», прежде чем он возвращает внимание на дорогу.

– Там есть один водитель по имени Майкл. Ему всего двадцать восемь лет, и у него восемь детей. Нет, подождите – шесть детей. – Я хмурюсь в раздумье. – Семь детей будет в декабре, это точно. Его жена должна родить в следующем месяце.

– Вы сказали, что этот дом на углу, верно?

Водитель притормаживает перед нашим большим коричневым кирпичным домом.

– Ага. Спасибо, – бормочу я.

Он явно не заинтересован в информации об ошеломляющем количестве такси в Бангоре, штат Аляска. Я почувствовала это, как только забралась в машину, и все же не смогла удержаться, чтобы не поболтать, как я делала все чаще и чаще в последнее время, когда острая боль от потерь пульсировала в дырах внутри меня.

И все же каждое утро, каждую ночь и почти каждый час в промежутках мои мысли блуждают в воспоминаниях о свежем хрустящем воздухе на моей коже и запахе кофе, наполняющем крошечный мшисто-зеленый домик, о стуке ног по грязной, тихой тундровой дороге, о вибрирующем гуле двигателя Вероники, несущей нас по бескрайним, открытым аляскинским небесам. О мягкой, приятной усмешке моего отца. О том, как мое сердце замирало под знающим, голубоглазым взглядом Джоны.

Я думаю обо всем этом, и мое сердце болит, потому что это время в моей жизни закончилось. Папа ушел навсегда.

И Джона тоже.

Я не слышала о нем почти месяц. Мы немного переписывались в первые несколько недель. Но сообщения были неуклюжими – как я и ожидала от парня, который ненавидит технологии, – и их частота быстро сокращалась. Последнее сообщение от него было похоже на отказ: «Из-за Aro я слишком занят, чтобы заниматься чем-то еще». По крайней мере, я убедила себя, что так оно и было. Так было проще. Это дало мне повод перерезать пуповину, которая и так едва держалась на волоске. Но я все еще не нашла способа перестать думать о Джоне, желать его.

С ключами от дома в руках я выскальзываю из «Акуры» и начинаю медленно подниматься по подъездной дорожке. Температура держится чуть ниже нуля, этого достаточно, чтобы асфальт покрылся легкой снежной пылью, выпавшей сегодня ночью.

Я прохожу мимо машины Саймона, затем машины моей мамы, мимо кучи мусора, отходов и…

– Вот дерьмо, – бормочу я.

Завтра день вывоза мусора. Ну, технически сегодня, так как уже час ночи.

Я бросаю свою сумку на каменную дорожку, а затем возвращаюсь назад, чтобы начать перетаскивать контейнеры вниз по подъездной дорожке по одному. На третий раз, когда я возвращаюсь за мусором, я резко дергаю за ручку, чтобы контейнер встал на колеса. Крышка поднимается, и передо мной появляется мохнатая черная морда.

Я издаю пронзительный крик, спотыкаясь на каблуках и едва удерживая равновесие.

– Черт побери, Сид. Ты ловишь меня каждый раз! – кричу я сквозь стиснутые зубы, мое сердце бешено колотится. – Почему ты не впадаешь в спячку?!

Он что-то лопочет в ответ, а затем выпрыгивает из контейнера и бежит под машину Саймона, разбрасывая по пути несколько банок. Тим бежит следом.

С нашего крыльца доносится глубокий, теплый смех, заполняющий тишину.

Мои легкие останавливаются.

Есть только один человек, который так смеется.

Я бросаюсь вверх по каменной дорожке, игнорируя то, что попадаю каблуками в трещины, и обнаруживаю Джону, устроившегося в одном из кресел, его ноги раздвинуты, а руки небрежно лежат на поручнях. Словно на улице и не холодно.

– Откуда ты знаешь, кто из них кто? – небрежно спрашивает он.

– Белое пятно над глазами Тима шире, – бормочу я, все еще пытаясь осмыслить происходящее.

Джона здесь.

Джона в Торонто.

У Джоны нет бороды.

– Что ты сделал со своим лицом? – выдавливаю я.

Он проводит рукой по своей точеной челюсти. Без нее он выглядит совсем по-другому. Больше похож на ту фотографию с моим отцом десятилетней давности.

– Я лишился своего грумера некоторое время назад и не смог найти другого такого же хорошего.

Его льдисто-голубые глаза оглядывают мое черное платье и туфли на каблуках, пока я поднимаюсь по ступенькам, ноги шатаются.

– Как давно ты здесь?

– Примерно с девяти. Тебя уже не было дома.

– Мы с Дианой ходили на ужин. А потом пошли в клуб. – Я хмурюсь. – Ты должен был позвонить. Кто-то должен был сказать мне…

– Ты шутишь? – Джона усмехается, кивая в сторону подъездной дорожки. – Ради этого стоило подождать здесь.

Я стою неподвижно еще одно долгое мгновение, оцепенев. Я все еще в шоке.

– Ты перестал отвечать на мои сообщения.

Веселье исчезает с лица Джоны.

– Это было слишком тяжело.

– Было, – соглашаюсь я, грустно улыбаясь ему.