Дикая история дикого барина

Как нам всем хорошо известно, каждый Верховный инка сохранял после смерти свой дворец и челядь.

И это я считаю очень удобным. Где бродят помощники Горбачёва, не знаю, Зимянина? На каких полустанках спят, завернувшись в газеты, соратники первого призыва Ельцина? Где унижаются за деньги министры кабинета Рыжкова?

Каждого Инку бережно мумифицировали, роскошно одевали, ставили перед ним еду, делали ему жертвоприношения. Мумии правителей ходили в гости, участвовали в пирах и забавах, их носили по улицам в паланкинах, а всякая сволочь должна была при виде такого чуда падать на колени.

Ну, вообразите себе, как бы украсились наши города при введении подобных правильных обычаев… Новыми красками заиграли бы светская хроника и скандальные репортажи.

И главное – сколько бы хороших, умных людей нашли бы себе достойное применение в свите таких мумий!

Имели бы приличный заработок, интересный досуг.

А не маялись бы политологами да пиар-менеджерами, как сейчас. Не ютились бы по кабинетам мэрий и фирм по продаже мягких кровель.

«Бекингем в Париже!»

В 1621 году в Англии случился импичмент.

Король Яков созвал очередной парламент. Парламент решил лишить статуса депутатов сэра Джайлза Момсона и сэра Френсиса Мичелла. Создали специальную комиссию для этого дела. И стали лишать мандатов двух уважаемых сэров.

Парламент собирали, конечно, не для этого. Парламент должен был дать королю денег, покричать «ура», решить свои насущные задачи и довольно быстро разбежаться.

Предоставив королю две субсидии, парламент не разбежался. А вцепился бульдожьей хваткой в двух уважаемых членов.

За что?

Момсон и Мичелл были держателями «монопольных патентов». Такой патент предоставлял держателю исключительное право заниматься какой-либо деятельностью единолично, не допуская конкурентов на лакомое поле.

Чем Момсон и Мичелл могли монопольно заниматься, за счёт чего богатели и сыто хохотали в своих депутатских особняках?

У Момсона и Мичелла были деликатесные патенты на право инспектирования пивных (alehouses), харчевен (victualling houses), таверн (tippling houses) и постоялых дворов (inns). То есть просто прелесть, а не профессиональное занятие. Знай себе засылай контролёров по «шалманам с шахматами и нестрогими библиотекаршами» и составляй акты о нарушениях. Или не составляй.

По удивительной для русского современного человека случайности Момсон был родственником маркиза Бекингема, который через два года станет герцогом Бекингемом, а через семь лет будет зарезан «фанатиком Фельтоном». А в 1621 году Бекингем ещё маркиз, лорд-адмирал, которого король называл то женой, то сыном, то мужем, и на котором письменно мечтал жениться перед Рождеством 1624 года. И у такого многообещающего государственного деятеля был родственник Момсон. Тоже, кстати, известная жена, сын и муж графа Суррея.

Момсон, переходя туда-сюда меж разных своих ипостасей, деньги всё же очень любил. И в 1617 году получил монопольное право на лицензирование пивных, постоялых дворов и прочего. То есть мог выдать лицензию, а мог и не выдать. Очень удобно. Сам выдаёшь, потом сам проверяешь, родственник у тебя есть хороший – живи, радуйся солнцу. Главное, что своих копеек никуда вкладывать не надо. Единственные траты – сургуч, чернила, бумага.

Но самым замечательным в патентной деятельности Момсона было то, что обладатель патента от Момсона (владелец таверны какой-нибудь, распивочной или паблик хауса) не мог быть арестован или наказан мировым судьёй. Суд присяжных не мог терзать такого содержателя. Потому как по патенту лицензия на распивочное дело должна была обеспечивать бесперебойность работы заведения. А арест владельца заведения – нарушение бесперебойности и административные препоны. Обломитесь, правоохранители! У меня для вас полномочный мандат имеется! Я за него деньги платил! Вот печати, вот дверь! А то, что шалав каких-то у меня на дому режут, это, я вам скажу, старая традиция, а не то, что вы, бесстыдные, подумали.

Парламентарии трепали Момсона вдумчиво. Сначала вцепились в бумагу лицензии. Она должна была быть гербовой и установленного образца. Растопырив пальцы, парламентарии мерили лицензии и находили грубейшие нарушения в неровных краях. Смотрели лицензии на свет и видели, что водяные знаки поддельные, печати смазаны, подписи нечёткие.

Парламентарий Ворд вылез с бухгалтерскими книгами патентодержателей. И, скромно потупясь, сообщил общественности, что из 36 000 фунтов, собранных с притоносодержателей, в казну поступило целых 6000 фунтов.

Депутат Кок выступил с речью, в которой предложил лишить всех виновных рыцарского звания, оштрафовать их на дикие суммы, засадить в Тауэр. В Тауэр коррупционеры должны были отправиться пешком, предварительно постояв на коленях перед парламентариями.