Дикая карта

Войско торжественно стало на Троицкой площади, против него – все монастырские жители. Вышел Иоасаф в полном облачении со всем собором, и благословил воинство, и отслужил благодарственный молебен.

После молебна воеводы собрались на совет в палатах игумена.

– Вы, воеводы, – кивнул Жеребцов на сидящих, – своё дело сделали, обитель от разорения спасли и в борьбе неравной изнемогли. От воеводы Михаила Васильевича Скопина-Шуйского я поставлен отныне – обитель до самого истребления неприятеля блюсти. Приказываю: переписать все сословия в единый список – и монахов, и слуг, и стрельцов, и казаков, да всех жёнок и робят учесть. Определить всем равное жильё под крышей, да чтобы с печами. Все запасы монастырские я беру в своё ведомство. Да вот мой воевода архангельский Груздь займётся: всем равное продовольствие назначить. Что чернецам, что крестьянам. И дров всем равно давать. А ежели кто из старцев недоволен будет, так пусть пожалует ко мне на правёж.

Долгоруков вопросительно взглянул на Иоасафа, но тот, гордо подняв голову, медленно и согласно кивнул.

На другой же день воевода отрядил устюжан и мангазейцев за дровами. И ездили в Благовещенский овраг по дрова постоянно, если дождей не было, до самого снега, и по снегу на санях ежедённо.

Сам же Давыд Васильевич с Груздём да приставшим к нему Митрием явились к старцу Макарию, что келарские дела вёл. И забрали у него счётные книги и ключи. И повелел воевода все монастырские запасы показывать. И взял он из рук старца Макария двадцать четвертей ржи, двести четвертей сухарей, да в хлебне муки ржаной сорок четвертей, да овса семь тысяч семьсот семьдесят шесть четвертей.

Жеребцов молча качал головой: столько запасов, что хватит всё войско Скопина прокормить, а укрывшиеся в обители крестьяне с голоду пухнут.

Старец Макарий уныло жаловался, мол, конная мельница испорчена, и лесу нет, и починить нечем. Да молоть некому, ибо пленные, трудившиеся на ручных жерновах, почти все перемёрли.

Да старцы монастырские роптали, приходили они к архимандриту и ругали его, что позволил Жеребцову монастырскими запасами распоряжаться, над ними, честными старцами, насилие учинил.

– Господи, вразуми близоруких! – молил Иоасаф. – Кажется им, что припасов осталось лишь на седмицу. Яви чудо, чтобы хватило припасов на всё осадное сидение!

И добыли лесу, и починили конную мельницу.

И стали молоть в день только три осмины ржи или овса, пекли же в день по четыре квашни, а в квашне – пять четвертей. И к тем хлебам каждый день брали на трапезу сухарей – по десять-одиннадцать четвертей. Мясо же в дни разговения поровну давали – скотину, что загнали в ворота ещё в сентябре, постепенно резали.

Да Иоасаф своим иждивением заботился о самых бедных и нищих – ни один страждущий не уходил от него с пустыми руками.

Неожиданно явилась к Жеребцову Маша Брёхова да просила дать ей и девкам охрану: знают, мол, они, где в лесу калина да клюква созрели, а без ягод вновь цинга может начаться. Подивился воевода мудрости девичьей и дал ей два десятка казаков. Собрала Маша девок да баб, и выбирались они о ясной погоде по ягоды.

Старец Симеон, описывая происходящее в письме к келарю Авраамию, рассказывал о главном: как Жеребцов учинил у Троицы осадным людем многую помочь и свободу от тесноты литовских людей, многие острожки под литовскими людьми велел поставить и стать в них конным и пешим, и великую тесноту тем литовским людем учинил.

Однако не для того Давыд Васильевич в Троицу шёл, чтобы возле мельницы сидеть. Он возобновил вылазки из крепости, и в ноябре его отряды прошли на полночь на тридцать вёрст и отбили у тушинцев большое село Константиново, через которое из Александровой слободы вёл кратчайший путь на Волгу, выдвинулись ещё на пятнадцать вёрст и освободили от врагов Заболотье и все окрестные деревни.

В Константинове Жеребцов задержался на пару дней – и дождался, когда через село прошёл на Волгу отряд полковника Кристера Зомме. Сполна расплатившись со своими людьми, Зомме объявил им о своём решении вернуться домой для лечения. Все раненые и часть здоровых отправились с ним – постановили: на всех дорогах неспокойно, солдаты должны охранять своего командира.

В Константинове Давыд Васильевич простился с Зомме – теперь уже навсегда.

Воевода Семён Головин стал лагерем на Киржачской дороге, в селе Ботово, подле Гремячего ключа, освящённого Сергием Радонежским. С высокого холма местность была как на ладони, и напрасно пытался Сапега разгромить лагерь Головина, чтобы обеспечить свободное движение к Киржачу, к Стромынской дороге.

По этой самой Стромынке в середине ноября в Александрову слободу прибыли из Москвы отряды князей Ивана Семёновича Куракина и Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского. Из Владимира пришёл Фёдор Иванович Шереметев. Скопин отправил отряды под Ростов и Кашин. Тушинцев оттуда выбили, и они пробирались к Москве просёлками, окончательно превратившись в грабителей.