Дикая кровь

Сын боярский Матвейко растерянно стоял на крыльце, ловя ртом галок и туго соображая, кого ему слушать и кто прав в этой внезапной стычке. Ивашкина дерзость пришлась ему явно не по сердцу: пусть сердит инородец на Ваську — воеводу-то за что лаять? На воеводской стороне великая сила. Чтоб одолеть ту силу, Матвейке нужна поддержка не одного инородца, а всех служилых людей острога.

«Тот же сын боярский, — подумал Матвейко о Степанке, — хулил подьячего и Герасима Никитина заглазно, а теперь онемел».

И вдруг над вязкой духотою площади, над стенами и башнями острога взметнулся отчаянный голос:

— Киргизы Канский острожек воюют!

И люд растерянно присел, и повернулся на крик, и все увидели чумазого казака, одни зубы светлели на его лице да белки выпученных глаз. Сдерживая ошалевшего от скачки коня, гонец вопил:

— Киргизы канских людей побивают!

На колокольне собора басом рявкнул и в суматошном звоне залился большой колокол. Минуту спустя ему ответил густой гуд Покровской церкви. Звуки набата, растекаясь по котловине, заполнили всю округу. Над холмом Кум-Тигей и над Афонтовой горой почти в одно время рванулись в небо белые сигнальные дымы.

Четвертую неделю по едва приметному киргизскому следу неотступно шла пешая сотня атамана Родиона Кольцова, усиленная подгородными аринами и качинцами. Вначале красноярцы поторопились было под Канск, надеясь прихватить там изменника Иренека.

Но начальный князь киргизов был не дурак, он не стал ждать погони. Канские казаки, вернувшиеся в острожек после его ухода, ничего не слышали о дальнейшем пути князька. Да и услышать-то об этом им было не от кого, так как братские роды поснимались со своих кочевий и ринулись в непролазную тайгу. Что до тубинского племени, жившего последние месяцы под Канском, то оно с приходом киргизов все как есть куда-то вдруг исчезло: ни одной юрты на огромном пространстве степи.

И все-таки, как ни петляли по кустарникам и болотам хитрые киргизы, стремясь всячески запутать погоню, на подтаежной с обомшелыми берегами реке Колбе Родион взял верный след Абалакова отряда. Хозяин крытой корьем юрты старый камасинец охотно повел казаков вверх по реке и показал кочковатый лог, по которому несколько дней назад прокатилась грозная волна киргизских воинов с прихваченной под Канском добычей. Камасинский улус тоже был разграблен и сожжен, людей Абалак угнал за Енисей, сам старик чудом скрылся в болотистой согре, а вот теперь осмелился выйти на прежнее место к реке и поселился в единственной уцелевшей юрте.

— Он, как бык, ищущий траву, — сказал камасинец об Абалаке. — Короткий нож палец режет, злой жеребенок табун калечит.

Лог пихтачами и ельниками неуклонно вел на закат солнца. Трава была сплошь вытоптана скотом и людьми на все несколько суток пути до Енисея. На редких лесных полянах местами попадались покинутые киргизами стоянки, на них лысели потухшие кострища, белели обглоданные кости быков и баранов. Попадались и людские страшные трупы, чаще детей, уже изглоданные в тайге зверьем. По жалким смердящим останкам нельзя было понять, то ли люди померли с голоду, от болезней, то ли пытались бежать и были прикончены воинами.

У Енисея казаки окончательно утвердились в мысли, что перед ними здесь прошли киргизы. Лес на обрывистых береговых кручах был сплошь вырублен — инородческое войско вязало для переправы плоты. Один из этих плотов бронзовел сосною на речной отмели по ту сторону Енисея.

Переправившись тем же, что и киргизы, способом через быстроводную реку, Родионова сотня вышла в распахнутую дресвяную степь. След Абалака взбежал на плоский гребень хребта и вдруг потерялся в синем дыму полыни и типчака. Родион послал ертаулов во все концы. Они долго кружили по выгоревшим за лето травам, и каждый из них обнаружил на своем пути какие-то приметы воинской дороги. Но сказать точно, каким логом или увалом прошли киргизы, никто из них не мог. Даже все понимающий в раскрытой книге степи князец Бабук в недоумении пожал плечами:

— У большой реки много притоков, у ловкого много дорог.

Бабук был у сотни постоянным проводником, именно на Бабука и надеялся Родион более всего, на мудрые советы князца и на его тонкое природное чутье, которое уже не раз выручало казаков из беды. Бабук много ходил по волнистой степи, много думал, прежде чем показать на небольшую нагую гряду гор, идущую прямо в сторону Июсов:

— Туда, однако.

Целые сутки без присеста шли вдоль той каменистой, мертвой гряды. И все же со следами киргизов нигде не встретились. Родион, заметив в распадке покинутую земляную юрту пастухов, повернул сотню к ней. Он рассчитывал найти здесь воду и наконец-то дать людям нужный до зарезу отдых.

Действительно, в дохнувших холодком зарослях полевой мяты и курослепника толчками бил ключ, прозрачные струйки воды по каменному ложу со звоном стекали в сосновую колоду, к которой и приникли томимые жаждой казаки. Сотня напилась вдоволь и тут же уснула, повалясь на распаленную зноем землю. А назавтра поднялась рано, пошла по росе и вскоре оказалась у озера, лежавшего в кольце жестких, сухих камышей.