Дикая кровь

И опять, недовольно посапывая, качались воины в седлах от перевала до перевала, от одной долины до другой. Кроме узкого круга князцов, никто толком не знал, куда идет войско и с кем придется воевать, а более того — для чего и кому нужны предстоящие битвы. Станет ли людям легче после набега? Будет ли у них в котлах мясо? Или надежды на лучшее развеются вместе с дымом погребальных кладок?

Зато Иренек был на редкость возбужден. Хищное лицо его сияло задором от предчувствия скорого боя. Так подстегивает коня запах свежей крови на поле сражения. Иренек с гордостью думал о том, что бы сказал о войске Ишей, будь он жив. Разве не о такой грозной силе мечтал отец в давние годы, осаждая острог Красный Яр? Но отцу не было дано объединить воинов всей степи, для этого Ишею не хватало твердости. А рожденный для подвига Иренек, он пойдет не только дальше отца, но и дальше своего знаменитого деда Номчи. Дед удовлетворился бы поношенной собольей шубой, если бы ее вернули ему томские воеводы. А Иренеку нужно больше во много крат, он хочет сам быть грозным царем над всей Киргизской степью, вот он покажет свою силу — и Москва будет вынуждена согласиться на вечный мир с независимыми киргизами. Правда, Иренек по-своему понимал независимость, он добивался ее только для себя, чтобы свободно брать у кыштымов все, что ему нужно. А если уж от кого и зависеть, то лучше от джунгар — они жили далеко и не лезли во внутренние дела Киргизской земли, довольствуясь собираемой здесь данью. Русские же не раз становились между киргизскими князцами и кыштымами, подговаривая последних перейти в ясачные люди Белого царя.

Что скрывать, Иренек побаивался Красного Яра. Ему и сейчас был явно не по зубам этот твердый орешек. И шел Иренек не брать Канский острог, а грабить тубинцев и их кыштымов и, если все будет хорошо, продвинуться дальше, в братские улусы — братские были побогаче киргизов, потому что не испытывали еще опустошительных набегов Алтын-хана.

Но заступись воевода за тубинцев и братских, Иренек призовет на помощь джунгар. Сенге-тайша пришлет в степь свое многочисленное войско, и тогда красноярцам не устоять, помогай им даже Томский, Енисейский и Кузнецкий остроги. А если война с русскими затянется, что тоже вполне возможно, начальный князь не дрогнет перед тем, чтобы уйти за Саянский камень со всем народом. Русским останется лишь мертвая степь, а это не входит в расчеты Белого царя, и он скоро позовет киргизов на прежние кочевья, только теперь уже на выгодных для степняков условиях.

Иренек ехал впереди войска с Абалаком, сильным и смелым князцом, сочетавшим ясный ум с необыкновенной ловкостью и деловитостью. Сам Кудай дал его в первые помощники Иренеку, чтобы сообща они создали и укрепили кочевое государство киргизов. Абалак прав: родовая раздробленность терпима лишь когда на земле мир, но теперь киргизы должны объединить все племена и роды, собрать их в один могучий кулак и ударить тем кулаком по неприятелю. Только сила порождает уважение.

Но Абалак не хотел ссориться с тубинцами. Он стремился уговорами, мирно вернуть их на старые кочевья. Иренек настоял на немедленном выступлении в поход.

Иренек злился на вероломных тубинцев, что они, подобно кыштымам, решили ускользнуть из-под его начальной власти. По суровым степным законам их следовало предать истребительному огню и мечу. Но Иренек не сделает этого, он заставит тубинцев горько раскаяться, и они впредь будут воевать под его началом не хуже киргизов.

На пятый день похода воины Иренека достигли цветущих лощин и увалов Канской степи. Ертаулы, уже обшарившие весь этот край, донесли, что тубинцы рассыпались улусами по Кану-реке и ее притокам. Тогда Иренек приказал одному из отрядов перерезать дорогу на Красный Яр, чтобы канские казаки не дали знать о набеге киргизов воеводе Герасиму Никитину.

Войско спешилось. Кони потянулись на пахучие сочные травы перелесков и логов, измученные многодневным броском люди падали на землю и сразу же засыпали. Тем временем Иренек собрал князцов на совет, хотя заранее знал решение, которое совет примет. Но такой разговор должен был состояться, ибо это была одна из непременных и чтимых в степи традиций.

— Нужно громить улусы, — сказал нетерпеливый алтырец Талай. — Угонять скот и людей.

— Послушаем сперва, что станут говорить тубинские князцы, — сдержанно произнес Шанда, все еще чувствовавший свою вину за прошлый уход под Красный Яр.

— Я согласен с Шандой, — проговорил Абалак.

Поднялся спор. Князцы повскакивали, замахали руками. Абалаку горячо возражали его родные братья, а их поддерживал Конкоша, они много шумели, предлагая увезти в торсуках головы изменников-тубинцев. Иренек слушал жаркую словесную перепалку князцов и криво усмехался тому, как он сейчас поразит всех своим словом.

— Я выслушал вас, выслушайте вы меня, — сказал он, призвав князцов сесть на кошму и утихомириться. — Тубинцам известны метки на моих вороненых стрелах, а стрелы я посылаю, чтобы приглашать в свою дружину. Пусть же мои быстрые, как мысль, стрелы разлетятся по тубинским улусам.