Дикая кровь

— Ты обещал пригнать Алтын-хану коров и баранов — и не пригнал. За то Алтын-хан пограбил наши улусы и на нас кричал, — Атаях вскочил и хватился за копье одного из воинов. — Я сам убью проклятого монгола!

Иренек стал успокаивать Атаяха. Кричал на князцов все-таки Алтын-хан, зачем же убивать Дага-батора? Разве это справедливо? Разве можно путать виновного с невиновным?

Размахивая руками и перебивая друг друга, братья рассказали, как по приказу Лопсана цирики зарезали их коней, как киргизских князцов на пиру посадили у монголов за спиною и как князцам, словно собакам, бросали уже обглоданные кости. На этих костях совсем не было мяса, но монголы снова и снова принуждали Шорло и Атаяха грызть те мослы.

Затем с князцов поснимали сапоги, чтоб бежать было легче, надели на шеи князцам тонкие, как струна, арканы, другим концом привязанные к седлам, и пустили коней в степь.

— Мы едва остались живы, — сказал Шорло. — У них зауросил жеребец. Сколько его ни били, он не тронулся с места. И цирики отвязали Атаяха, за ним и меня…

— Князь, не надо ехать к Алтын-хану! Монголы злы на тебя! — предупредил Атаях. — Будет лучше, если мы убьем эту поганую крысу, и ты вернешься в свой улус.

В продолжение всего разговора ушедший в себя Дага-батор молчал, а когда братья кончили говорить, он обратился к Иренеку:

— Теперь послушай меня. Я уже не молод и кое-что видел на своем веку. Не давай воли гневу. Ты можешь убить меня, но станет ли Киргизской орде лучше? Ты бегаешь от русских, зачем тебе бегать еще и от Алтын-хана? Если ты ждешь прихода Сенге-тайши, то пока он придет, ваши погребальные кладки давно сгорят. Подумай над этим, князь.

Иренек почесал затылок и выпрямился, стал на голову выше. Оскорбление, нанесенное князцам Лопсаном, больно царапнуло по сердцу. Значит, хан по-прежнему считает киргизов своими кыштымами. И, стиснув зубы до скрежета, начальный князь сказал сыновьям Иженея:

— Я еду к Алтын-хану! Но заложником у нас останется Дага-батор.

— Подумай как следует, Иренек. Мой повелитель меня заждался. Ты же видишь, что он отпустил киргизских князей-аманатов.

— Алтын-хану я не грожу. Если и он не будет грозить мне, я отпущу тебя, — рассудил Иренек.

— Ты прав, князь. Дага-батор пусть останется заложником, — удовлетворенно сказал Атаях.

Сыновьям Иженея Иренек дал заводных коней, дал им оружие и отправил вместе с ними монгольского зайсана. Пусть в киргизском улусе Дага-батор ждет возвращения Иренека.

После переправы через протоку Енисея, а переправлялись всадники и их кони вплавь, киргизы остановились на ночевку. Воины разожгли костры, в большом казане проворно забегал курлык.

Небо скрыли тучи, и плотная темнота надвинулась на степь раньше положенного часа. О кошму походной юрты застучал дождь. Запахло мокрой шерстью.

«Вот и порушен мир с Алтын-ханом, — думал Иренек, с открытыми глазами лежа в юрте. — И я еду к монголам неизвестно зачем. Нет, я знаю, что мне нужно. Я должен разведать намерения Лопсана».

В шуме дождя снаружи глухо прозвучал окрик:

— Что за люди? — и щелкнул курок пищали.

Иренек выскочил из юрты. В неярком свете костра он увидел подъехавших всадников и в одном из них узнал Байту-зайсана. Из-под вымоченной — хоть выжимай — шапки джунгарин улыбался Иренеку:

— Ты можешь поворачивать коней на Июсы и Божье озеро. Алтын-хана уже нет на Упсе.

— Но где он? — удивился Иренек.

Джунгары следили за каждым шагом Алтын-хана. Смертная схватка двух бешеных волчьих стай казалась Иренеку неминуемой. А что станется с киргизами? Они выждут и примут сторону победителя. Другого пути у них нет.

Весною 1667 года, года Овцы, Алтын-хан объявился на устье реки Сизой, правого притока Енисея. У подножия скалистых, обжигающих холодом Саян монгольское войско всю зиму строило острог. Алтын-хан торопился с завершением работы — скоро открывались занесенные снегом поднебесные тропы в горах. И Сенге-тайша мог прорваться сюда. Только в хорошо укрепленном остроге хан выдержит осаду наторевших в боях джунгар.

Лопсану нужно было оружие, нужны порох и дробь. Он снова и снова посылал своих зайсанов в Москву, в Томск, в Красный Яр. Русские отмалчивались. Они предпочитали со стороны смотреть на схватку двух беспощадных друг к другу баторов. Кто бы из баторов ни победил — они оба обескровеют, станут слабее, а со слабыми иной разговор, они уступчивее и тише.

И если Дага-батор при первой же возможности убрался от киргизов на Сизую, то Байту-зайсан неотлучно находился теперь при Иренеке, настоятельно убеждая упрямого Иренека выступить против Алтын-хана. А начальный князь киргизов никак не хотел в открытую идти на монголов.

В конце мая на Июсы, где теперь снова стоял улус Иренека, прискакал спешный гонец Сенге-тайши. Гонец ничего не сказал Иренеку, он говорил лишь со своим Байту-зайсаном, говорил вполголоса, один на один. После этих перешептываний Байту стал проявлять еще большее нетерпение и в один из дней предупредил Иренека:

— Пора.