Дикая магия

— Нет, любимый, — возразила Ценнайра, — если не сейчас, то, боюсь, этого не произойдёт никогда.

«Сколько же в ней мужества!» — восхитился Каландрилл и, поднеся её руку к губам, сказал:

— Тогда приступим.

Они и не заметили, как Очен встал и подошёл к ним, и когда он заговорил, они даже вздрогнули.

— В таком случае думай о Нхур-Джабале, — предложил колдун, — представляй те покои, где Аномиус лишил тебя сердца. Мы должны видеть, куда идти.

Каландрилл отпустил её руку. Вазирь встал между ними и, коснувшись ярко накрашенными ногтями щеки Ценнайры, откинул назад её голову и впился глазами в её глаза. В воздухе резко запахло миндалём. Каландрилл отметил, что все вазирь-нарумасу пристально смотрят на Очена, а Брахт сидит нахмурившись, держа руку на эфесе меча. Очен отпустил голову Ценнайры и отступил. Повернувшись к Зеду, он кивнул и произнёс:

— Я видел комнату.

Зеду ответил не сразу:

— И все же путешествовать только по памяти другого…

Каландрилл вмешался:

— Вы обещали.

— Истинно, — устыдился Зеду. — Мы попытаемся сделать все, что в нашей власти.

Каландрилл предпочёл бы не слышать последней фразы колдуна, но он заставил себя не обращать на неё внимания. Он взял Ценнайру за руку.

Очен проговорил:

— Ценнайра поведёт нас. Я пойду… Кто ещё?

— Я, — вызвался Каландрилл.

— Я, — сказал Брахт.

— Я, — вторила им Катя.

— Нас должно быть семеро, дабы удержать заклята — замялся Очен. — В тебе достаточно силы, друг мой, но вы, Брахт и Катя… Боюсь, ваше присутствие только помешает нам.

— Я пойду, — сказал Зеду и тут же ещё трое вазирей дали своё согласие.

— Тогда начнём, не будем тянуть, — произнесла Ценнайра.

Очен кивнул и поманил их за собой. Они отошли чуть в сторону от остальных и стали кругом, прижавшись плечом к плечу. Каландрилл крепко прижал Ценнайру к себе, колдуны запели речитативом, произнося древние слоги. В комнате замелькали огоньки, подобные мерцанию свечи, когда на неё смотрят через мокрое от дождя стекло. Запах миндаля усилился…

…Они оказались в другой палате, ярко освещённой осенним солнцем, богатой, несмотря на пыль на посеревшем полу, мебели, холодном камине, несмотря на запах запустения.

— Палата Аномиуса, — пояснила Ценнайра. Она цеплялась за руку Каландрилла. — Он привёл меня сюда.

— Шкатулка должна быть здесь, — сказал Очен и добавил чуть тише: — Я надеюсь.

— Скоро объявятся те, кого наше явление сильно удивит, — сказал Зеду. — Вряд ли Аномиус просто спрятал шкатулку. Скорее всего, он воспользовался колдовством. Соединим нашу волю и попробуем найти её прежде, чем нам помешают.

Как гончие, выискивающие добычу, вазирь-нарумасу принялись осматривать комнату. Каландрилл и Ценнайра ничем не могли им помочь и посему стояли, обнявшись за плечи. Одной рукой Каландрилл сжимал эфес меча, готовый выхватить его при первой необходимости. Он не обладал магией, которая бы помогла ему найти шкатулку, и чувствовал себя лишним, ненужным. Не отпуская от себя Ценнайру, Каландрилл подошёл к двери, приложил ухо, прислушиваясь. Поняв, что он делает, она с улыбкой оттащила его от двери и сказала:

— Оставь это мне, я слышу лучше тебя.

— И то верно, — согласился он, но не мог смириться с бездействием — им овладевали страхи: что, если вазирь-нарумасу не найдут шкатулку? А что, если заклятие, наложенное Аномиусом, окажется им не по силам? А что, если её уже забрали колдуны тирана? Он перевёл взгляд с Ценнайры на колдунов, желая про себя, чтобы они побыстрее отыскали шкатулку.

— Кто-то идёт, — произнесла Ценнайра.

Каландрилл уже наполовину вытащил меч из ножен, но замер, поняв, что лучше положиться на силу вазирь-нарумасу. Он спрятал меч в ножны и тихо позвал Очена, сообщив ему о шагах. Очен выругался.

— Ты не можешь воспользоваться колдовством? — спросил Каландрилл. — Скрой нас, запри дверь.

— Я не могу вступать в схватку с другими магами, — ответил Очен.

— А если они попытаются помешать?

— Это уже крайний случай.

— Надеюсь, твоя магия поможет, — сказал Каландрилл. — Я видел тебя за работой.

Очен хмыкнул и бросил через плечо:

— Тогда я был вазирем, теперь я вазирь-нарумасу и не могу использовать магию в военных целях.

Теперь выругался Каландрилл.

— Они уже у двери, — сказала Ценнайра, — они разговаривают.

Дверь была толстой, и Каландрилл ничего не слышал, но в ноздри ему ударил запах миндаля, и он понял, что произнесено заклятие. В двери повернулся ключ; Каландрилл загородил собой Ценнайру, опустив ладонь на эфес.

Дверь открылась, в проёме её стояло семь человек, все в черно-серебристых халатах, разукрашенных каббалистическими знаками. А за ними — толпа солдат с арбалетами в руках. Каландрилл приготовился дорого себя продать.

Пожилой человек с благородными чертами лица поднял руку, словно предупреждая пришельцев и отдавая приказ тем, кто был с ним, не стрелять. Он сказал:

— Я Рассуман, колдун тирана Кандахара. Кто вы и что здесь делаете? — Голос его звучал повелительно, но в нем слышалось и любопытство.

Каландрилл, привыкший к языку джессеритов, не сразу узнал кандийский. Затем кивнул и со всей возможной дипломатичностью, не сводя глаз с лица колдуна, ответил: