– Грейс, перед тем, как мы заведем этот безусловно важный для становления твоей личности разговор, не могла бы ты прояснить для меня одну маленькую деталь… Как там обстоят дела с сыном Диана Кехта? Вы нашли его?
Она встрепенулась, и ее оживление меня обрадовало.
– О да! Мы нашли Миаха – правда, его теперь зовут Финн.
– Просто праздник сменных имен…
– Он не очень хотел встречаться со своим отцом.
– Да ну? Удивительно! Грейс, пожалуйста, ты выдержала достаточно убедительную паузу, и руки зрителей уже замерли над ведром попкорна… А теперь можешь просто сказать, приделает ли он мою голову обратно? Или мне до конца вечности придется болтаться притороченным к чужим седлам?
Грейс смущенно прокашлялась. Я ненавижу такое покашливание, оно никогда не означает четкого ответа. Если бы Миах заявил: «О да! Дружище Александр попал в беду? Я с радостью приделаю его голову обратно к телу, да еще добавлю ему побольше мышц!» – не было бы никакой нужды кашлять.
– Он не сказал ничего определенного, – призналась она наконец. – Сначала они с сестрой кричали на Диана Кехта. Мы смогли нормально побеседовать, только когда он ушел…
Мне было любопытно узнать, как выглядит отпрыск Диана Кехта. Почему-то представлялся такой же заносчивый засранец, как он сам. Яблочко от яблони и все такое. Но что-то подсказывало, что их разногласия появились не на пустом месте. Может, этот Финн – полная противоположность папаше. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.
– Финн был зол и очень напуган. Я еще никогда не видела, чтобы взрослый человек так кого-то боялся. А потом я услышала вызов, и мы не успели как следует обсудить твой случай. Но мне показалось, что они хотят помочь.
Я так и не понял, утешает меня Грейс или нет. Хотелось бы верить, что она говорит всерьез, потому что потерять надежду гораздо хуже, чем так ее и не обрести.
Настроение было паршивым. От Охоты осталось гнусное послевкусие, и, похоже, не у меня одного. Диан Кехт ехал далеко позади и наверняка боролся с искушением подобраться ближе и послушать, о чем мы беседуем. Мне, честно говоря, было плевать. Нет ничего такого, чего я бы не мог сказать ему в лицо. Ничего такого, что уже много раз не сообщал. Он догадывался, что я настраивал Грейс против него.
– Диан Кехт заявил, что раскаивается в том, что сделал. Ты веришь ему?
Ох, это такой сложный вопрос…
– Скажем так, я верю, что он раскаивается, пока ему это на руку. Он всегда был практичным. Я ведь помню, как он пришел в Охоту: сам встал на колени и умолял принять его. Якобы хотел научиться смирять свою гордыню, от которой одни неприятности. Мы все знали, кто он такой. О нем слагали баллады – противоречивые, надо сказать, но всегда героические. А когда о ком-то ходят исключительно героические легенды, это значит только одно: он запугал достаточно людей, чтобы никто не смел усомниться в его отваге… Но мы все же приняли его. Нам как раз недоставало одного всадника, и вдобавок Рона на последней охоте тяжело ранила дичь. Он так сильно болел, что мы опасались, что вот-вот распахнутся Врата и затянут его. Диан Кехт обещал вылечить его – и вылечил. А в качестве благодарности попросил нас каждый вечер наносить ему четыре удара кнутом, чтобы он никогда не забывал о тех четырех ударах, которыми убил сына. Все было очень пафосно.
– Тут должно быть какое-то «но»?
– Чтобы понять, какой перед тобой человек, не смотри, как он ведет себя с равными. Лучше взгляни, что он творит с теми, кто ничего не может возразить. Я видел много сумасшедших опытов Диана Кехта над пойманной дичью. В отличие от нас, эти ребята застревают в круговороте – они умирают и возвращаются до тех пор, пока не провалятся за Врата или пока сила проклятия не иссякнет. Не то чтобы кто-то из нас их особенно жалел, это ведь добыча. Кроме того, Диан Кехт и впрямь совершенствовался в искусстве целителя. Вот только… Это было противно. И наверняка довольно мучительно для тех несчастных, из которых он пытался сотворить химер. Человек, который вроде как раскаивается, так себя не ведет.
Какое-то время мы ехали молча. Впереди маячила сгорбленная спина Лоры, укутанная плащом. Тыковка старался вести лошадь ровно, чтобы его спутница не соскользнула. Время от времени она оборачивалась и смотрела на дочь, улыбаясь усталой, но счастливой улыбкой.
– У меня только один вопрос, – сказала Грейс. – Если вам было противно, почему никто его не остановил?
Молодец, девочка! Не знаю, кто научил тебя бить под дых, но получается у тебя виртуозно… Отвечать мне не хотелось, но я все равно выдавил из себя правду:
– Нам было плевать.
Я был уверен, что Вивиан не сбежит. Волей этой женщины можно скалы дробить, и раз уж она обещала, что расплатится с нами, то за ней не придется гоняться по всему Фьёльби. Бывали люди, которые пытались торговаться уже после того, как их просьбу исполнили, но обычно это ни к чему не приводило. Правила есть правила, исключений ни для кого нет.