Дикая охота

Но ведь это не так важно, сколько раз ты упадёшь. Главное, не забывать подниматься. А он поднялся, уже. Выпрямился, осмотрелся по сторонам. А вокруг никого. Совсем-совсем никого.

Странно. Всё странно. Ведь не могло быть правдой то, что он видел и чувствовал.

Нет у смерти материальных воплощений, и не заступается она ни за кого. Как там настоятель вещал? Не свет ‒ не тьма, не добро ‒ не зло. Равнодушна и беспристрастна. Всегда. Ко всем.

Просто у Ши крыша окончательно съехала, и он в приступе безумия покрошил и охотников, и собак, а теперь ничего не помнит. Но должно же что-то от них остаться, а вокруг пусто. Или ещё хватило сил уйти подальше, и только потом вырубиться.

Да плевать, как всё случилось. Не бродить же по округе в поисках доказательств, не анализировать бесконечно события. Бред анализу не поддаётся. Но и успокоиться никак не получалось, просто отмахнуться и двигаться дальше.

Себе-то Ши кажется живым. Но вдруг со стороны всё смотрится по-другому? Если он, как тот парень в лесу ‒ одновременно существует и не существует. О чём он говорил? «Меня никто не должен видеть до срока». Для себя он есть, для остальных его нет. И что теперь? Отловить первого встречного, спросить: «Как я выгляжу? И, вообще, ты меня замечаешь?»

И станет ещё одним психом больше. После подобного представления в ночи. Да и пусто кругом.

Главное, не слететь с катушек. Глупо, но нужно как-то себя убедить.

Ши выхватил кинжал, полоснул лезвием по ладони. Ах, чёрт! Но, однозначно, фраза «всё равно ничего не чувствую» к его ощущениям не подходит. И рана мгновенно не затянулась. Неуязвимостью его тоже не одарили.

Хватит уже, хватит, достаточно. Он ‒ живой. Вопреки здравому смыслу ‒ живой. Ши вытер кровь о брюки, сжал руку в кулак и в третий раз мысленно повторил: «Живой».

Хотя опять балансировал на самом краю, удержался, не выпал за грань. В прошлый раз Вит вмешался, подарил отсрочку.

Нет. Нет. Не подарил. Выкупил. Слишком дорогой для себя ценой. Слишком-слишком дорогой. А нынешнее вмешательство. Чем придётся заплатить за него?

Глава 20. Не страшнее одиночества

Непонятно, что в последнее время происходит. Вроде бы хорошо здесь: тихо, спокойно, природа, и дом со всеми удобствами, и хозяйка замечательная, словно родная бабушка, а сбежать хочется. Наспех собраться, покидав в сумки вещи, и сбежать. В тягость уже чужой уют. Не потому, будто с ним что-то не так, а именно из-за того, что чужой.

Домой хочется. Не просто в дом под крышу, а именно домой, в родную квартиру. И чтобы папа снова рядом, и чтобы…

Данька завозился, закряхтел в кроватке. Он тоже странный в последнее время. То спокойный-спокойный, никаких лишних забот с ним, а то…

Нет, не ревёт целыми днями, но и почти не спит, просится на руки. И развлекать его особо не надо, сам будет возиться с игрушкой или перебирать пальцы, но обязательно сидя на чьих-нибудь коленях: на Кириных, на бабушкиных или даже на хозяйкиных. Не желает оставаться один, находиться на расстоянии.

Кира и сейчас долго держала его на руках, всего десять минут назад уложила, крепко спящего. Неужели так быстро просыпаться собрался?

Не проснулся всё-таки. Повозился, повернулся на бок и затих.

Данька плохо спит, а Кира частенько таскает тёмно-синий свитшот. Согревает его своим теплом, заставляет чувствовать, как бьётся под ним живое сердце. Не для себя. Скорее, наоборот, для Ши. Как будто ему польза будет от такого странного участия.

А вдруг? Иных возможностей у неё всё равно нет.

Вот и сейчас его надела, и скорее куртку сверху. Чтобы мама не заметила и опять не посмотрела вопросительно и тревожно.

‒ Данька заснул. Я посижу на крыльце. Если проснётся, позовёшь?

Мама кивнула, подтверждая.

Всё-таки Кира сбежала из этого дома. Хотя бы так: выскочила наружу, даже не на крыльцо, спустилась по ступенькам, шагнула на выложенную плиткой дорожку между газонами. И остановилась. Понятия не имела, что дальше делать? Не за забор же и прочь из посёлка? Она не бросит Даньку. И маму.

Вернуться на крыльцо, как хотела?

Почти развернулась, но тут калитка открылась.

Кира сначала подумала, что Олег пришёл. Не на машине, а на электричке или на автобусе приехал. А потом разглядела.

‒ Вит?

Сначала ничего не ощутила кроме удивления: никак не ожидала его здесь увидеть. А он замер недалеко от калитки, стоял, смотрел исподлобья. И тут одновременно такое количество чувств на Киру обрушилось, что еле удержалась на ногах. А ведь был момент, показалось, сейчас вот прямо осядет на дорожку ‒ уж слишком тяжело, не удержаться под напором эмоций и мыслей. Столько всего сразу подумалось и представилось.

‒ Вит, ты чего? Ты почему тут? ‒ спросила, и страшно стало, и не определить, а действительно хочется ли знать ответ. Может, и не хочется. Потому она и не поинтересовалась напрямую о единственном действительно важном, выбрала только общие смыслы. ‒ Что-то случилось?