Мара не реагировала на молодую Птицу – что взять с глупого щенка? Она взглянула на Даэн и тихо заметила:
- Вряд ли это дикие. Скорее, от старости да морозов.
Ты сама в это веришь? – будто спрашивал взгляд Птицы. Мара и правда не знала, стоит ли доверять своим словам, но иных догадок у нее не было. Разве что дикие пытались нагнать страху и теперь развлекались перед тем, как выйти на охоту. Судя по всему, Даэн думала о том же. Тишина, повисшая в лесу, неестественная и неживая, нагнетала тяжелые мысли. Подала голос Атеа:
- Я все поняла. Это бобры.
- Атеа, хватит нести чушь, - устало вздохнула Меред, - Ко всему прочему, зверье боится диких, а потому здесь никого вообще быть не может.
- Это особые бобры, - доверительным тоном сообщила Птица с золотыми косами, - Дикие. Во времена Изломов они выползают из-под вон тех камешков и начинают точить все на своем пути. Так их Ярис призывает.
- Интересно, дитя, перед лицом смерти ты будешь так же зубоскалить? – спросила Мара, безразлично разглядывая несносную девушку. Та вскинула подбородок и чуть сощурилась в ответ.
- В лицо смерти я плюну, госпожа ведьма. И потанцую на ее старых костях.
- Когда уже я потанцую если не на твоих костях, то хотя бы рядышком… - поморщилась Даэн, вновь поворачиваясь спиной к девушке и вглядываясь в переплетение стволов и ветвей.
Атеа не успела и слова сказать. Тихий смех волной прокатился по сухим травам, пригнув их к земле, задел подол юбки ведьмы и, докатившись до сердца, заставил ее согнуться пополам от острой, словно игла, боли. Птицы тут же ощетинились, а сама колдунья заставила себя стать прямо, мгновенно выхватывая из вороха энергий огненные, горячие, острые, алые, и обращая их огнем на своей ладони. Это было гораздо тяжелее, чем обычно – приходилось тянуть истинную силу, спрятанную в искорке, через толщи мертвой оболочки, жесткой и неподатливой. Мара лишь зубы стиснула: вот что произойдет, если они не справятся. Так будет со всем миром – он станет мертвым, жестким, потерянным, и даже ветер будет здесь смерть несущим.
Дикие боялись огня и железа, страшились света – а потому Мара не чуяла их поблизости. Но женский смех, похожий на шипение змеи, ей не мог померещиться. Птицы тоже слышали его, и теперь озирались по сторонам, держа Крылья наготове.
Одна из вас звала меня?
Колким крошевом битого стекла чей-то голос разрезал воздух и вновь стих, словно и не было ни звука в этой тишине. Смех опять прокатился волной вокруг них, к ним, и Мара ощутила, как существо, говорящее с ними, перемещается. Но понять, где оно, ведьма не могла.
Я точно слышала, одна из вас звала меня… Кажется, хотела потанцевать?
Звук дробился, размывался, дрожал, такой неприятный. Он странной волной расходился во все стороны, и Мара подумала, что дух – а сомнений в том, что говорит с ними дух, не было – может быть где угодно, хоть в сотне саженей от них. Не угадать. Но гадать и не пришлось. Меред вдруг судорожно втянула носом воздух, а затем звенящим голосом выкрикнула:
- Слева, под камнем!
Мара обернулась туда, став так, чтоб иметь возможность резко развернуться и ударить, если дикий будет не один. В провале под седым валуном, обрамленном короткой черной бахромой корней и паутины, виднелось слабое серебристое свечение. Оно колебалось, мигало, словно глаза дикого зверя, а затем вновь таяло дымкой.
- Покажись, кто бы ты ни был, - процедила сквозь зубы Даэн, и Мара ощутила ее ярость так остро, словно собственную. Пламя на ладони ведьмы полыхнуло ярче – энергии проснулись, почуяв родственную силу. Возможно, это было даже к лучшему: удерживать искры стало гораздо проще. Мара развернула плечи, отыскивая в груди точку пустоты, такую родную и теплую, и все тело тут же стало легким, а сердце успокоилось. Теперь-то поглядим, кто кого.
Смешок повторился, и Маре на миг почудилось, будто в темноте провала показалось чье-то лицо – а затем дымка хлынула на траву из мглы, словно хищное животное, выбирающееся из норы. Серые нити свивались с черными, и прямо из воздуха вырастало существо, к которому льнула темнота. Туманный контур обрастал плотью, и вскоре перед ними, чуть покачиваясь, стоял дикий – таких ведьма еще не видела. Весь словно из паутины, не похожий на немертов и тех, кто пробудился от их прикосновения, дух как-то совершенно по-девичьи склонил голову к плечу и взглянул на них из-под длинных седых ресниц, припорошенных пеплом.
Так кто же тут так хотел меня увидеть? Вот она я, пришла. Кто? Может быть, ты?
Черты лица духа постоянно менялись – и каждый из его ликов был страшен. Пугал он не обликом, нет – чем-то другим, что заставляет зверей в страхе бежать прочь от беды. Дух сделал шаг вперед, глядя на Меред, и его волосы-паутинки колыхнулись, рассыпаясь плащом за его спиной. Сейчас лицо его было мужским, безжизненным и пустым, и серых губ он не разомкнул, когда его голос вновь зазвучал в тишине Мертволесья.
Так ты?
Тонкая ладонь взлетела, словно призрачная птичка, к Меред, но девушка не шевельнулась – дух был еще далеко.
А может быть, ты?