Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Никто уж и не знает, сколько веков назад на месте, где семь рек сплетались в сеть, и стремительные течения схлестывались в завораживающем танце, появилось маленькое селение – и никто не знает, как местные умудрились все эти годы прожить практически в полной изоляции от мира. Семиречье не посылало караванов в столичные города, не вело торговли, не платило никаких налогов в казну – уж больно диким и чудным было селение. Добраться до него, не заходя в лес, было невозможно, а местные жители ревностно охраняли свой дом и практически никого не пускали в него. Разве что тех, кто делит с ними лес.

Вскоре за темными стволами показался просвет. Мара, наклонившись под низкой замерзшей аркой ветвей, вышла на узкую опушку и огляделась. Далеко виднелись высокие разлапистые ели, ощетинившие темно-зеленую колючую шерсть, а прямо под ногами растекался зеркалом лед. Откуда-то из чащи на опушку выворачивали петли замерзших рек, и ведьма ясно видела, где воды встречались - цветные течения не сливались в одно, и граница меж ними, скованная льдом, была четко видна. Громадные березы и осины, росшие по берегам, перегибались через речную гладь, словно мостки от берега к берегу. А мостков в Семиречье было предостаточно.

Островки земли, бессчетное множество которых выглядывало изо льда, соединяли деревянные мостики – самые разные: высокие и изогнутые, словно гибкие кошачьи спинки, ровные и старые, залатанные свежими досками, низкие, с перилами и без. Сквозь высокие стены полудиких садов проглядывали углы домов на крепких сваях – по весне половодье разливалось так широко, что часто подтапливало жилье семиреченцев, и долгая жизнь на водах кое-чему их научила. Снега почему-то здесь лежало вовсе мало, и пятна пожухлой травы выглядывали вдоль берегов. Мара выбралась к одному из мостиков и, осторожно ступая, перешла на первый островок.

Ни частокола, ни плетней – только камыш да высокий осот вместо оград. Мара бегло осмотрелась, выискивая среди деревьев и речных улочек дом, нужный ей. В Семиречье ведьму знали и встречали радушно, в особенности семейство Ялуши.

Говорят, что раньше на излучинах рек стояли целые города на бревенчатых сваях, уползающие прямо в воду с берегов. Днями и вечерами меж ними ходили плоскодонные лодки с фонариками на носах, и жители перебирались по воде, словно по улицам. Селяне, живущие в простых окрестных деревнях, сторонились таких излучин: уж больно странным казался речной народец. Глаза круглые, громадные да бесцветные, словно у рыб, в темноте светятся; сами росточка невысокого, быстрые и проворные; ребятишки, купающиеся в реках, потом рассказывали взрослым, что видели у детей речного народца чешуйки на спине вдоль позвоночника. Про девок совсем уж дивные байки сказывали – будто бы они дочери водяных и русалок, и могут мороки наводить на людей…

Семиречье мало походило на город русалок из легенд и небылиц – скорее на бедный рыбацкий поселок, отличающийся от других разве что домами да расположением. В низине над домами тянулся дымок из труб, где-то раздавался мерный стук – кто-то из жителей рубил дрова, откуда-то из сердца Семиречья слышались крики детей, резвящихся на льду. Мара шла к дому Ялуши, кивая и улыбаясь редким прохожим – коренастым и невысоким, деловитым словно муравьи. Здесь все были чем-то заняты, что-то делали… Такой странный, удивительный город.

Дом Ялуши на высоких сваях стоял на отдельном островке, окруженный густым садом, и одним боком сползал в реку. Уже подходя к крыльцу, Мара услышала знакомый голос с извечными визгливыми нотками:

-… и чтоб духу твоего здесь до самой весны не было, проклятый!

Дверь распахнулась, и на крыльцо выскочил раскрасневшийся мужичонка, спешащий скрыться куда подальше от крика жены. Проходя мимо Мары нетвердой походкой, он натягивал лохматую шапку на уши и тихо бормотал под нос что-то про ополоумевших баб – ведьма не расслышала многих деталей его монолога. Следом выскочила сама Ялуша, румяная и сердитая, с запорошенной мукой скалкой в руке.

- И не вздумай в дом проситься, черт болотный! Не пущу, так и знай!..

Тут взгляд женщины наткнулся на Мару, и серебристые глаза расширились от удивления и радости.

- Марушка! Маруша!.. Ты ли это?

Женщина заторопилась, неуклюже сбегая с крыльца и заключая Мару в крепкие материнские объятия.

- Как же ты так здесь, да в такое время?.. Ай, что это я, пойдем скорее в дом, ты же замерзла, девочка бедная! – Ялуша заботливо отряхнула плащ ведьмы, который сама же перемазала мукой, и, схватив ее под локоть, потащила в теплые сени, не прекращая трещать как сорока.