Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

- Ты голодна, Марушка? Я скоро деток кормить буду, справилась бы быстрее – да этот паскудник, мальков ему в ухо, все мешался – а потом еще и дружков своих притащил, зараза… А те с бутылью, куда ж без нее! Ушли они скоро, а этот завалился на лавку и давай храпеть, а мне так от того противно стало, что я… Ой, что это я, рыба старая, все плавниками о воду бью, ты же небось устала, Маруша! – Ялуша усадила ведьму на лавку, а сама кинулась к широкому столу из светлого дерева, хлопотать, - Ты расскажи мне, какими судьбами здесь?

Маре говорить не слишком хотелось: светлый дом Ялуши был не для таких разговоров, да и она беспокоиться начнет, словно наседка о цыпленке, пусть и приблудном. В детстве Мара, оставшись одна, частенько прибегала в Семиречье – тамошние хозяйки постоянно кликали ведьму Виску, если хворь какая на детей нападала. Дочь Виски все семиреченцы знали, все привечали ее: кто добрым словом, кто одежонкой, кто – едой. Ялуша была из тех, кто делился с девочкой всем и кто почитал ее почти за собственную дочь. При этом она не пыталась удерживать ведьмину дочь и с легким сердцем отпускала обратно в лес. Мара всю жизнь помнила Ялушу вот такой: дородной, но миловидной женщиной с румяными щеками, почти бесцветными глазами и русыми кудрями, выглядывающими из-под чистого платка. Она постоянно что-то готовила, постоянно ворчала на своего мужа, местного плотника, постоянно возилась со своими детьми и была душой Семиречья.

Ведьма оглядела уютную просторную комнату с чисто выбеленной печью, разрисованной цветами и птицами, светлыми занавесками и резным узором под потолочными балками. Разве может сюда прийти беда? Со второго этажа слышался топот босых детских ножек и звонкие голоса, приглушенные толстыми стенами. Ялуша суетилась у стола, быстро колдуя над тестом и выкладывая на противни пухлые пирожки. Ее крепкие руки по локоть в муке словно светились – от нее шло ощущение тепла и уюта, семейной тишины… Да только Мара знала, что никогда этот светлый чистый дом не заменил бы ей мрачных сводов ветвей над головой и ночных шорохов-шепотов на дальних болотах.

- По делам бреду, Ялуша, - все же ответила Мара, немного повременив, - Хочу наведаться на запад – может, перезимую там…

Уж лучше так тебе думать, теплое ты создание.

Ялуша закивала, разворачиваясь к Маре и отирая со лба пот. На лбу женщины осталась белая полоса, и Мара улыбнулась этому – даже сейчас семиреченка оставалась удивительно славной и теплой.

- Оно и правильно, девочка – что тебе в лесу прозябать? А есть там, на западе, ночлег для тебя? Тебя примут? Не обидят?

- Не тревожься, Ялуша, - Мара подошла к ней и, взяв в руки чистую тряпицу, отерла с лица женщины муку, - Ничего со мной не станется.

Та, привстав на цыпочки, потрепала ведьму по щеке и принялась дальше возиться. Вскоре по комнате пополз приятный запах пирожков, и лишь тогда Мара поняла, насколько проголодалась за дни пути. Свою еду ведьма экономила как могла – чтоб до Мертволесья хватило. Все вехи и стрелки указывали туда, откуда начинался каждый Излом…

- Дети! Живо за стол! – звучно крикнула Ялуша, отирая руки о передник.

Послышался громкий топот, а затем комната быстро заполнилась домочадцами. Старшие дети Ялуши, дочери Енка и Таша, давно уж обзавелись своими семьями и жили отдельно от родителей, но скучать женщине не приходилось – семеро младших все еще были под материнским крылом. Когда они шумной толпой спустились вниз, Мару даже передернуло: она бы и с одним ребенком не управилась, а тут – семеро…

- Шаня, Ольвер, Ведан, Яска, Лита, Мирна, Айма, - бормотала Ялуша, вглядываясь в мордашки детей, похожих один на другого. Мара с интересом разглядывала тонкие перламутровые чешуйки, мелким узором идущие вдоль светлых бровей. Их можно было заметить лишь на свету – чешуйки переливались радугой. К двадцати годам они и вовсе пропадали, но дети речного народца казались совсем чудными. То ли русалки, то ли водяные да водяницы.

Среброглазые ребятишки уставились на Мару как один, и ведьме стало не по себе. Ялуша заметила это и тут же цыкнула на детей.

- Ну, чего вытаращились? Не видите – устала госпожа с дороги. Быстро сели все по местам!

Командный тон матери подействовал: мелкие тут же опустили очи долу и расселись за длинным столом, где уже стояли миски с мясной кашей и круглая тарелка, на которой горкой высились пирожки. Ялуша поставила перед Марой громадную, до краев полную миску и заботливо проворковала:

- Кушай, моя деточка! Горячего, поди, давно не ела - вон как исхудала с нашей последней встречи…

За столом воцарилось сосредоточенное молчание, нарушаемое довольным чавканием. Мара украдкой поглядывала на детей: младший мальчишка, Ведан, попытался исподтишка стащить у своей близняшки Литы пирожок, за что получил ложкой по лбу от сестры. Ведьма сдержала улыбку: дети были смешными. Действительно смешными.

- Ма-а-ам, почему Шане больше досталось? – обиженно спросила пухленькая девочка со светлыми веснушками на вздернутом носике.

- Мирна, прекрати: всем поровну досталось, - проворчала Ялуша, прибираясь со стола, - Не выдумывай.