Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Молодые пареньки в пестрых разномастных плащах перебрасывали друг другу шары из цветного стекла, умещавшиеся на ладони, и отблески пламени плясали на круглых полупрозрачных боках. Зеваки, обступившие невысокую сцену у камина плотным кольцом, всякий раз хором охали, когда один из шаров взлетал слишком высоко, по немыслимой траектории отправляясь в руки другого жонглера – и всякий раз мальчишки умудрялись поймать хрупкую фигурку и не дать ей разбиться. Меред, с минуту наблюдавшая за ними, покачала головой: оба скомороха работали грубо, неряшливо, и допускали оплошности, которые могли привести к провалу номера. Впрочем, пока что судьба благоволила ребятам – да и толпа не разбиралась в таких тонкостях. Для людей все происходящее казалось детской ожившей сказкой, капелькой радости, и никто бы и слова не посмел сказать о том, что мальчишки халтурят – даже если бы и заметил то.

За стойкой, вытянувшейся вдоль одной из стен, расположилась пестрая компания артистов, наблюдающих за своими товарищами и тихонько переговаривающихся меж собой. Музыканты – невысокая полная женщина с флейтой и мальчишка с рыжими вихрами, бренчащий на лютне в такт, - сидели поближе к сцене, и городские жители, собравшиеся здесь, пританцовывали, наблюдая за выступлением жонглеров. В зале негде было и стать – народу собралось действительно много, и Меред, неловко продираясь через толпу за золотой косой Атеа, чувствовала себя не в своем гнезде. Атеа же, напротив, легко лавировала меж людьми, изящно обходя их и рассыпаясь в извинениях, если случайно задевала кого-то, и раздобревшие от присутствия скоморохов люди таяли от одной ее улыбки, пропуская ее к хозяину едальни. На Тэаргу, шедшую за ними, Меред даже не оглядывалась – ведьма могла быть совсем незаметной, когда хотела.

Когда они наконец добрались до стойки, жонглеры уже размашисто кланялись людям, щедро разбрасывая улыбки и золото веселого смеха. Мальчишкам, судя по всему, еще не было двадцати, а потому они грелись в лучах этой минутной славы с искренней восторженностью детей. Меред знала это чувство – оно было сладким, смеющимся и до того приятным, что после выступлений ей порой и вовсе не хотелось спать, и только старшие Ранлу или Энья могли загнать ее в фургон. Старый Агар тогда лишь усмехался, щуря хитрые ясные синие глаза, и говорил – пусть играет. Пускай поет, играет, пускай делает все, что ей заблагорассудится – только пускай остается живой. Тогда она еще не понимала, что имеет в виду наставник – а вот сейчас, глядя на этих двух парней в цветных плащах, поняла.

Играйте, дети холмов и дорог. Будьте всегда легки и светлы, несите людям радость – что еще вам, бездомным, остается?

Атеа, перегнувшись через стойку, о чем-то беседовала с хозяином постоялого двора, но в здешнем шуме разобрать слов Меред все равно не могла. Мимо них ужом юркнул седовласый мужчина в синем кафтане с широкими рукавами, и Птица заинтересованно проводила его взглядом: синий был цветом сказителей. И точно – человек легким прыжком взобрался на сцену, и в общий гвалт вплелся одобрительный свист и радостные окрики.

- Сказание о походе короля Эндара!

- Троллева царевна!..

- «Море забрало их»!

Мужчина широким жестом призвал толпу к молчанию, поднимая руки и разводя их в стороны, и васильковая ткань мягкими волнами заструилась по воздуху. Люди затихли, и Меред ощутила их молчание почти что на вкус: они ждали чудо, маленькую сказку, и взрослые сердца трепетали от предвкушения, дрожа в едином ритме и наполнившись единой мольбой. Человек оглядел зрителей, почему-то задержав взгляд на Птице, а затем загадочно улыбнулся, чуть склонив голову набок.

- Как много знакомых названий я слышу – стало быть, здешние люди чтят свое прошлое, - народ вновь одобрительно загудел, и на этот раз сказитель не стал их останавливать. Дождавшись тишины, он деланно нахмурил широкие брови, подпирая рукой щеку, - И я даже не знаю, должен ли предлагать вам новую историю…

- Отчего же и нет? – выкрикнула какая-то молоденькая девчушка, и люди поддержали ее: мол, всем известные сказания они и сами сбаять могли, а коли уж есть неизвестная никому легенда, то лучше ее пускай менестрель расскажет. Мужчина покивал головой, щуря ясные хитроватые глаза, а затем вздохнул: