- Сколько зим нашему миру, сколько веков он прожил? Никто уже и не упомнит. Однако с самого рождения земли, с самого первого нашего вздоха на нас глядят звезды. Их очи холодны, и сумрачный свет их сердец серебрит облака, чертит сияющие дорожки на воде, застывает в каплях росы… - музыка стала тише, а голос сказителя – мягче, - Колокольчики напели мне странный сон, друзья мои. Я видел небо – черное, выкрашенное углем и сапфировыми тенями, и все это небо было усыпано драгоценными цветами. Цветами из стекла, из самоцветных камней, из серебра. Их острые лепестки напоминали лучи звезд, - менестрель усмехнулся краешком рта, не глядя ни на кого в зале, - И я бродил по небесному полю, вдоль облачных тонких троп, что проседали под моей ногой, словно мягкий пружинистый мох. Много я видел прекрасных цветов в той долине, касался их – и не мог сорвать. Я тянул к ним руки, но их острые холодные шипы искололи мне в кровь пальцы, а от каждого моего прикосновения лепестки их лопались. И им не было ни конца, ни края! Обернувшись, я увидел за своей спиной бесконечный простор, полнящийся осколками, и каждый из них сиял. «Это звезды!», подумал я, оглядываясь по сторонам. С земли мы видим их крохотными искорками, и никто не знает, что на самом деле небо усыпано драгоценным крошевом. И в тот миг, когда я понял эту истину, сердце мое заплакало – неужели я собственноручно уничтожил стеклянные цветы, превратив все в осколки? Но тут впереди забрезжил свет, и я, преисполненный печали, пошел туда, где все ярче разгоралось дивное серебряное зарево. Ночь расступилась, и я вышел на небесный луг, где на мягком облаке восседала юная девушка. Серебро ее волос лунными нитями спадало с кромки белоснежных туч и проливалось на землю сиянием, в глазах, безбрежных, словно синее море, плескалась волнами печаль, какую мне вовеки не дано ни понять, ни даже вообразить! А в белых своих тонких руках она держала последний уцелевший цветок.
В тишине, повисшей в зале и заполненной лишь тихим напевом струн, невесомо прошелестело:
- Ложь.
Никто, кроме нее, не услышал брошенного слова – внимание толпы целиком и полностью принадлежало седовласому мужчине. Меред повернула голову: Тэарга сидела на высоком стуле рядом с Птицей, сложив узкие ладони на коленях, и лица ее по-прежнему не было видно. Меред нахмурилась – неужели ведьма знала эту историю? Сама девушка слышала ее впервые, хоть и немало проходила со скоморохами…
- Я подошел к ней, - сказитель чуть наклонился вперед, и колокольчики в его руках запели, замерцали волшебным серебром, - И, робея, все же обратился к ней. «В садах и городах моей земли…», молвил я, «…есть множество прекрасных цветов, что распускаются с приходом ночи, но ни один из них не смог бы стать равным тебе, ибо никогда я не видел такой красоты. И никогда – такой печали». Прекрасная незнакомка подняла на меня взгляд, и голос ее, наполненный соловьиными песнями и шепотами осенних ручьев, коснулся, казалось, моего сердца. «Ты, чужестранец, принес печаль в мой край. Твои неловкие, злые руки разрушили все, что я взрастила здесь. Остался лишь один, и нет для меня цветка дороже. Уходи скорее из моего дома, возвращайся в сады своей земли – мою же оставь мне и дай мне оплакать то, что никогда больше не расцветет. Уходи», - менестрель низко опустил голову, и голос его дрогнул, надломился, - Я проснулся в предрассветной тиши Эредана, опустошенный, в слезах. Горечь заполнила мою грудь, как отравленное вино наполняет кубок, и я молил небо простить меня – и весь род человеческий, за то, что мы, быть может, однажды и сделали. И не было конца и края моей тоски. Усталый, подавленный, я шел прочь из Эредана, и последние утренние звезды угасали в вышине надо мной – лишь луна провожала меня, и я понял, что она – последний цветок на небесном поле. Я ушел из эльфийского города и больше никогда не возвращался туда – однако унес с собой память, - он вновь коснулся колокольчиков, и те ответили нежным звоном. Менестрель окинул толпу задумчивым взглядом, опуская руку за пазуху, и медленно вытащил оттуда длинный, похожий на лепесток, осколок стекла. Блики света плясали в нем, касались его сверкающих граней, переливаясь всеми цветами радуги, и толпа стройно охнула. Мужчина улыбнулся, - И много позже нашел это в своем кармане. Осколок звезды из небесного сада прекрасной царевны теперь напоминает мне о том, как хрупка красота, и как неловки человеческие руки, способные самым легким касанием навеки разрушить ее. Берегите это знание, друзья мои. Берегите его. Нет! – он вскинул руку, когда кто-то из зала начал хлопать, а затем медленно прижал палец к губам, - Сохраните тишь до того, как звезды над нами не потухнут. Почтите вместе со мной эту память.