Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Меред замешкалась, как-то разом показавшись ей на удивление беспомощной, но в следующий миг тут же взяла себя в руки. Сделав шаг к Атеа, девушка обняла ее, сжав в объятиях так крепко, что у Лебедя чуть было не треснули ребра. Сдавленно рассмеявшись, она обвила крепкие плечи подруги руками, утыкаясь носом в ее макушку, пахнущую снегом.

- Все будет хорошо, - выдохнула Меред ей на ухо, не выпуская ее из рук, - И ты обязательно справишься.

- Да знаю я! – фыркнула Атеа, пытаясь как-то выкрутиться из железных объятий Меред, - Просто мне уже надоел этот траур на твоем лице, надо же было как-то растормошить тебя! Все, давай, отпускай меня и дай мне наконец вздохнуть.

Меред даже не шелохнулась, и Атеа ощутила себя дворовым котом, которого поймали дети на улице, и который теперь пытался вывернуться из их рук. Как только картинка вспыхнула в голове, девушка тут же попыталась по-кошачьи поднырнуть вниз и поскорее вскарабкаться на лошадку, однако это не помогло: Меред держала так крепко, что Лебедь оказалась полностью обездвиженной.

- Я люблю тебя. Возвращайся скорее. И зови – я приду так скоро, как только смогу, - тихо шепнула Меред куда-то ей в шею, и Атеа, сдавшись, обреченно похлопала ее по плечу.

- Да, я знаю. Я тебя тоже очень люблю. И обязательно позову, если мне понадобится твое верное плечо. Или если меня решат отравить придворные лапушки. А теперь возьми себя в руки, келерийская тряпка! – последнее она гаркнула так, что над долиной расползлось во все стороны эхо, а Меред тут же отдернулась в сторону, кривясь и шипя, - Давай, подбери сопли и марш отсюда, исполнять свой долг!

- А ты и рада поскорее от меня избавиться, - проворчала Меред, все-таки выпуская ее из рук и отступая назад. Вид у нее был не особо радостный, однако она уже умудрилась натянуть на лицо подобие улыбки.

- Да, - честно призналась ей Атеа, неуклюже взбираясь на спину серой кобылки. Та шумно фыркнула – да так обреченно, словно ее седлала не хрупкая девушка, а престарелый купец, под шагом которого ломались дубовые балки, - Да. Иначе, если церемония нашего прощания затянется, я разревусь, как последняя малолетняя дура. Оно мне не надо. Так что давай закругляться, Меред. Ветра тебе под крылья и милости Хартанэ в дорогу.

Меред удивленно приподняла брови – Атеа никогда не прощалась с ней ритуальной фразой, которой завершались все молитвы о пути. Немного помедлив, Лебедь радостно добавила:

- А еще – доброго вина и красивых шлюх, если совсем уж невмоготу станет! – Меред мгновенно одеревенела, но Атеа уже не смотрела на нее, обратившись к Знающей, - А ты, госпожа ведьма, учти: если по твоей милости – или от твоего бездействия – с этой вот разнесчастной случится хоть самая малость, хоть одно самое нелепое несчастье – я тебя найду, - последнее она произнесла с широкой радостной улыбкой на лице, так, словно желала ведьме доброго пути. Тэаргавар лишь кивнула:

- Я знаю. Ясной дороги и сил, чтоб все преодолеть, Птица-Лебедь.

- И тебе, госпожа Знающая, не хворать! – все-таки смилостивившись, ухмыльнулась Атеа, - Бывайте, прекрасные девушки. А ты, - она взглянула на Меред, разворачивая лошадь на восток, туда, куда уводила дорога, - Пообещай мне, что не будешь писать душераздирающие стишки о нашем с тобой расставании. Оглянуться не успеешь, и я уже снова буду доводить тебя до белого каления, и ты будешь молиться о том, чтоб меня отправили куда-нибудь еще. А там, глядишь, выяснится еще, что в моем роду были тавранские цари, эльфийские боги и прочая шелупонь, и всюду я нужна как наследница!

С этими словами она отвернулась от них, оставляя их за собой, и вырвалась вперед, не оглядываясь назад. Она знала, что Тэарга все так же неподвижно сидит, выпрямившись в седле, и мягкие широкие складки ее пальто чуть развеваются на ветру. Она знала, что длинные тонкие пальцы ведьмы мягко перебирают лошадиную густую гриву, а лицо ее остается все таким же неподвижным в тени глубокого капюшона. Знала, что Меред стоит и глядит ей во след, и глаза у нее тоскливые и зовущие, словно у брошенного зверя, которого уже приручили. Да только зверем она не была, и Атеа не могла и не хотела делать ей больнее долгим расставанием. И собственными слезами, что сейчас вдруг предательски защипали глаза.

Зло смахнув непрошенную соль с ресниц, Атеа пригнулась ниже к лошадиной шее, прогоняя прочь все мысли. Обернуться хотелось – и остаться хотелось; она никогда не была одна до этого. Она попросту не умела быть одна. Не умеешь – научишься, иначе я сломаю тебе хребет, милосердно проскрипел в голове голос Дамалы, когда-то давным-давно колотящей ее на Плацу, и Лебедь, ухмыльнувшись воспоминанию, хлопнула кобылу по загривку:

- Пошла, красавица. Вперед!