Тихий звон, неразличимый для человечьего слуха, разносился над пустыми холмами вместе с ветром. Мара медленно шла по тропе, силясь ощутить хоть что-то – она имела довольно смутное представление о том, как можно почувствовать отсутствие. Звон усиливался – больше всего он напоминал звук ветра в стеклянной колбе, только еще более тонкий, хрустальный. Внезапно ведьме почудилось, будто внутри нее все потянуло куда-то вниз, в одну точку где-то в глубине ее тела, которое ныне ощущалось невообразимо огромным, вобравшим в себя весь мир, всю землю и все небо. Галактики и звезды под кожей растягивались, падая в крохотный темный провал, точку пустоты без времени и расстояний, и все существо Мары стало похоже на вворачивающееся внутрь себя самого пространство. Это было мучительно больно – и до того странно, что ведьма не ощущала боли.
Воздух вдалеке зарябил, заволновался, подобно тому, как в знойный летний день он волнами идет над раскаленной землей. Мара обратила взор туда, поспешив к подножию высокого холма, у которого тропа вновь изгибалась налево. Звон нарастал, голова раскалывалась от этого звука, и ведьма поняла – здесь. Именно отсюда выдернули нить.
Она уже тянула руки к рябящему воздуху, когда на кончиках пальцев вдруг вспыхнула боль. Словно тысячи острых игл вонзились в плоть. Мара отдернула ладони, недоверчиво разглядывая едва заметную дымку – Занавеси так себя не вели. Это было что-то иное, что-то совершенно другое.
Я буду петь тебе, моя беспокойная - слушай, но только внимательно: за соловьиным пением мой шепот едва слышен.
Ведьма замерла. Образ хмельного лета, звук соловьиного, заливистого голоса, ощущение пьяной сладкой ночи – июньской, медовой. Видение было до того четким, что Мара забыла на миг, как дышать, нырнув с головой в круговерть красок и тонких силуэтов. За образом пришел голос – мелодичный, тягучий, ласковый… незнакомый.
Я расскажу тебе о бескрайних полях, о далеких землях. О полынной горечи и пасленовой терпкости, о ковыле и терновнике, о васильках и тысячелистнике.
Волнами дрожало пространство меж землей и небом, и Мара не знала, что происходит. Напряжение свело плечи женщины, и вкрадчивому голосу, принесшему череду солнечных образов, она не доверяла. Видения были знакомыми, казались теплыми – но все же что-то было не так. Мара видела Гарварнские просторы, пестрые полянки с яркими пятнышками цветов, луга и долины, залитые летним солнцем. Красота, бесконечная красота, дивная сказка…
Расскажу о том, как в далеком краю царевна по ночам расчесывает волосы белым костяным гребнем, который сама Луна обронила к ее ногам. Расскажу о пыльной дороге - к ночи она холодит усталые босые ноги путника, который уже столько веков ищет синеокую царевну… расскажу о чем захочешь. Ледяные замки, дремучие леса, лунные блики - все заплету венком и опущу его к твоему изголовью, чтобы все во снах ты увидела. Волшебным венком.
Воздух сгущался, беспрестанно двигался – Мара видела прозрачные волны, сталкивающиеся и вновь расходящиеся все быстрее, а откуда-то из глубины этих волн шел тот самый голос. Образы, образы, образы… Их хоровод кружился вокруг, и ведьма ощутила, как падает – то ли вверх, то ли вниз – и начинает видеть.
Свет струился из высоких окон, переливался и преломлялся сквозь тонкие стекла, отсвечивающие бледной синевой. Своды и стрельчатые арки, словно изо льда сотворенные, стремились вверх, хрустально поблескивая в ночном сумраке. Колонны, увитые хрупкой лозой из инея, терялись где-то в темноте под потолком, и сколько ни всматривайся, а верхушек их не увидишь – лишь слабые отблески бледного сизого света. Шаги гулким эхом отдавались среди анфилад и коридоров, легкая белая ткань растекалась по полу, словно молоко.
Гляди, гляди, смотри и не отводи взгляда…
Она медленно оборачивается, и волосы, что белее снегов на далеких вершинах, мягко колышутся, тонкими прядями распадаясь по болезненно-худым нежным плечам. Луна целует ее профиль, ложится серебряной пылью на длинные белые ресницы, и в этом эфемерном свете она кажется нереальной, неземной.
Она и есть неземная…
Под серебряным пологом расплескалась синева, и весь мир утонул в ее глазах. Из глубины видения прямо на Мару глядела дивная, пугающая своей холодной красотой женщина. Ведьма отшатнулась, пытаясь прогнать наваждение – незнакомка пугала ее, словно давно забытый детский кошмар. А та лишь печально усмехнулась и вновь повернулась спиной к колдунье. Мара успела увидеть, как вдоль ее позвоночника из-под бледной кожи вырастают крохотные кристаллики льда, вспарывая острыми гранями ткань и нежную плоть, а затем видение рассыпалось снежной пылью, подхваченной ветром.
Ведьму била крупная дрожь. Королева Зимы? Воздух перед ней все так же подрагивал, колыхался прозрачным платком, но Мара видела, как за слоями дымки ходит чей-то размытый силуэт. Что это?
- Покажись мне, кто бы ты ни был, - сипло выкрикнула ведьма в пустоту.
Несколько долгих секунд ответом ей была лишь тишина, а затем раздался мелодичный, словно хрустальный колокольчик, смех.