Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

В деревеньках по всему Бар-эс-Тилладу ходили дивные истории о женщине, сотканной из тумана, что приходила по ночам к младенцам и баюкала их в колыбели, рассказывая им чудесные сказки. Селяне прозвали ее Туманной Сказительницей да поставили в свиту Светлого – мол, помощница она ему верная, добрая. Сны золотые деткам прядет из лунной кудели, отгоняет воронье ночных кошмаров от изголовий, поет колыбельные…

На самом деле, от правды они не так уж далеко ушли. Анвэ-лин`этнэ действительно больше всего походили на туман, сгущенный воздух – только живой, умеющий говорить и петь, насылать восхитительные видения. Эти существа возникали, когда где-то появлялась очередная, пусть даже самая крохотная, Занавесь. Существо не было ни духом, ни человеком, и поддерживало свое существование благодаря Занавеси. Оно могло покидать ее пределы, могло быть привязано к ней, не подчинялось ни Бессмертному, ни Бездне, и не было существа загадочнее, чем этот сгусток тумана, способный мыслить.

Верно, чаровница, ты угадала. Теперь-то поговоришь со мной?

- Если только по делу, - Мара склонила голову, давая понять: она уважает существо, но играть с ним ей некогда, - Помоги мне.

И какая же помощь нужна тебе, чаровница?

Мара могла бы поклясться, что существо склонило голову набок. А еще ведьме казалось, что смотрит она прямо в глаза анвэ-лин`этнэ.

- Помоги мне восстановить полотно. Давно оно здесь?

Силуэт в колеблющемся воздухе плавно двинулся куда-то в сторону, и звон отозвался во всем теле Мары – словно каждая клеточка стала полой, и ныне в ней пел звук.

Недавно. Совсем недавно. Холмы рассказывали мне, что раньше здесь стояла деревенька. Люди по весне собирали цветы, взращивали зерно, жили мирно. Да только одна средь них была чаровницей – совсем как ты, шепчут мне сейчас холмы. Не любили ее местные – уж больно странная была, чужая, страшные речи рассказывала, хохотала как безумная… Она-то и сотворила Занавесь, стерла деревню свою с лица земли. Стерла, уходя, а куда ушла – холмы не ведают. А что до помощи – прости, чаровница, да не в моих силах это. И не в твоих. Полотно уже стало иным, и ты не сможешь повернуть все вспять. Путь теперь – только дальше, вперед. В моих силах лишь вывести тебя отсюда.

- Что же, - поразмыслив, медленно кивнула Мара, - Коли так – веди, раз иного пути нет.

Мне не нужно вести тебя, чаровница.

Воздух задрожал сильнее, будто кто-то хлопнул по нему ладонью, как по воде, и разошелся в стороны. В чистом проеме расстилался такой же пейзаж – только тропа шла прямо меж холмов, не сворачивая, а далеко впереди виднелись темные изломы гор с заснеженными вершинами, рвущими тяжелые облака.

- Спасибо тебе, хозяйка Занавеси, - Мара шагнула было к проему, но что-то остановило ее. Обернувшись к молчаливым холмам, одинаково-угрюмым, ведьма тихо спросила, - Только ответь мне: ты всех путников выводишь, или лишь мне помогла?

А никого и не было кроме тебя, чаровница. Уже давно здешние тропы не пели путникам. А ты их порадовала, согрела. Они истосковались по птицам, по сказкам, живущим в чужих сердцах… А ты – унесешь ли ты в своем сердце эти холмы?

- Унесу, - молвила колдунья, опуская голову. Казалось, теперь с Ночи Сна ее сердце продолжало по капле заполняться видениями, образами, днями и событиями. Будто за черту она унесет с собой это все…

Прогнав прочь тоску, начавшую было волной подниматься в груди, Мара вышла из Занавеси, оставляя за спиной молчаливые склоны, где все так же мертвенно-тихо перешептывались былки травы. И провожали ее взгляды, наполненные пустотой и безмолвием. Пустые холмы продолжали смотреть ей вслед, впечатывая еще глубже в память старую-старую заповедь. Все на тебя смотрит, да все тебя слышит.

========== Глава 9. Сказки ==========

Колючие зимние звезды тускло освещали устеленную снегом долину. Хищный клык луны вспарывал небо, мучительно медленно поднимаясь все выше и роняя на землю бледные лучи. Снег, трусивший вот уже второй день, утих, и Даэн и Меред наконец-то не пришлось мудрить с навесом, под которым можно было бы благополучно развести огонь.

Скудного количества хвороста и поленьев вполне хватало на то, чтоб поддерживать небольшой костерок, и Даэн с удивлением осознала, что сейчас ей хорошо. Вытянув ноги к огню, женщина глядела на пляску пламени на угольях и впускала в себя тишину, ощущение которой за последние недели стало совсем далеким – а сейчас расцвело с новой силой.

Рядом, прикрыв глаза, сидела Меред. Птица курила трубку из темного дерева, и в свете костра Даэн различила неведомые узоры, аккуратно вырезанные вдоль изящного тонкого чубука и по ободу чашечки. Горьковатый запах табака перемешивался с запахом дыма и смолы, хвои и снега – и было в этом что-то тихое, славное. Даже светлое.

Меред, откинув голову назад, медленно выдохнула дым. Даэн скосила глаза, рассматривая подругу. Та была спокойна, умиротворена, словно они не в снегу сидели, усталые и замерзшие, а где-то в Птичьем Городке, у теплого очага.

- Я думала, ты забросила это дело, - заметила Даэн.

Меред хмыкнула.