Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Уж мне-то точно есть, что поставить против ее холода. Мне – точно есть.

Кажется, Мэгавар увидела. Слепая ведьма хрипло рассмеялась, и белые пряди ее волос колыхнул невидимый ветер.

- Хватит ли того? За ее спиной – весь холод мира, остановка, смерть. А что за твоей спиной, сестрица?

За спиной Мары – вернее, под ней, - дышала прогретая за день земля. Это было так странно: ее тело, совершенно ослабшее, находилось в подземелье старухи, а сама она бродила в ночной чаще и понять не могла, задевают ли ее босые ноги травинки, или это - тонкие лучи звезд. Она лежала на берегу, и под одной ладонью ее был мягкий прохладный песок, а под другой – сеть густой травы. Позвоночником ведьма чувствовала острые комочки земли, крохотные веточки, корни, уходящие вглубь – то ли земли, то ли ее самой. Она медленно повернула голову, словно во сне – и движение получилось таким, словно время обратилось жидким тягучим медом, а сама она стала пчелой, тонущей в нем. По самому краю воды росла трава, и на тонких стебельках сияла огоньками роса. Или не роса?.. Свет, мягкий и пушистый, казался ручным котенком – и заключался он в прозрачной оболочке капель.

Совсем как я в смоле времени…

Она слушала землю, положив голову набок и ухом прижавшись к шершавой поверхности, укрытой травяным ковром. Глаза ее впивались в воду, над которой волшебными фонариками светилась та самая роса. Под травой была галька, мелкая, круглая, поблескивающая влажными боками. Еще ниже прозрачной тонкой пленкой вода отделялась от земли, а дальше начиналась темнота…

В темноте плыли листья – а еще звезды. Тысячи звезд, собранные в крохотные спирали и скопления. Там переливался свет, и в золотых и розовых клубах сияющей пыли черными росчерками скользила пустота – Мара слышала об этой пустоте от духов, возвращающихся по весне из-под корней Древа Бессмертного. У самого окаема пруда звезды едва-едва мерцали, бледные и размытые – а вот ближе к центру разгорались ярче и ярче. Их становилось все больше, и они плавно кружились, словно те самые черные листья на поверхности. Ветер, движущий миры, медленно нес их на своих крыльях, заставляя выстраиваться звездные скопления в узор Вселенной, и подталкивал их к самому центру, где сияло огромное, гигантское Солнце. Сквозь боль, сквозь натянутые вены ведьма ощутила покой и теплую ладонь бога, гладящую ее по голове. Мара улыбнулась: она смотрела не в зыбь озерной воды. Не пруд – всевидящее око Бессмертного, где вместо зрачка горело солнце, а вместо радужки разливалась то ли вода с листьями на донышке, то ли небо со звездами.

У Даэн тоже были глаза со звездами – разве что застывшими в смоле. Золотые искорки стягивались к зрачку, как галактики в глазах бога тянулись к солнцу. Как свет, пойманный в каплю воды, стремился собрать все лучики и свести их в одну белую, сияющую точку.

Как пустота, рассеянная в каждой частичке тела, накапливается в сердце пульсирующим комком, когда размыкаешь уста в беззвучной молитве. И как только последняя капелька тишины достигает сердца, наступает момент ни с чем не сравнимого наслаждения, неземного блаженства – момент единения со всем миром, когда нет тебя – но ты есть все.

А Мара любила васильки. Любила мир – и мир любил ее в ответ, всей собой любил, искренне и нежно. А еще Мара любила Даэн – и не знала того, что способно было бы остановить или сломить силу любви.

- Моим теням дела нет до богов и людей, сестрица – они живут себе, запоминают мир. Пьют его, и им все равно, что взять – жизнь ли, смерть ли. Многие чужаки, попавшие в Лореотт, говорили, что место здесь гиблое. Даже они чуют память моих теней – просто не знают, как сказать о том, вот и зовут ее гиблой… Мертвой. И если дикие убьют тебя, мои тени выпьют твою смерть. Они уже выпили смерть наших девочек, милых наших златоглазых детей, и не они метались в этих стенах, не они оплакивали ушедших так рано… Их оплакивала я. Не дай моим слепым глазам снова ощутить соль и горечь слез. Не дай моему сердцу снова тосковать. Не уходи туда, куда ушли Небесные Дочери.

Солнце застыло в капельке древесного сока, ползущего по шершавой сосновой коре. Даэн застыла где-то в сердце, отпечаталась бесконечно красивым узором на радужке.

- Дорога к Сестрам идет сквозь Мертволесье – мне незачем идти по следу пропавших девочек. Путь Птиц – на восток, мой же – на север. Даэн совсем скоро возвратится к вам с вестями, я же вряд ли однажды увижу тебя снова, Знающая.

Мэгавар покачала головой, горестно вздыхая. Мара заметила, как замедлились движения беспокойных рук старухи, словно нить на невидимом веретене уже заканчивалась. Да и пелена темноты опала, хоть и контуры предметов все еще оставались размытыми, словно спрятанными под тонкой вуалью.

- Ни одна из них не вернется – из смерти выхода нету, сестрица. Тебе ли не знать? Ни одну из вас я не увижу больше. Только ты, сестрица, не уходи до срока – хоть путь у тебя и один. Но до срока – не изменяй его… Не ты… - бормотание эльфийки становилось все неразборчивей, пока наконец не стихло.