Дикая тишина

Стоя на краю первого оврага, мы убедились, что Пэдди нас не обманывает. Если даже супермену вроде него было утомительно здесь идти, то нам будет очень тяжело. Берега черных оврагов состояли из скользкого пепла, мягкого и топкого, как ил, и скоплений острого и гладкого, как стекло, обсидиана. Мы сползли на двадцать метров вниз, а затем вскарабкались наверх по ехавшему в обратном направлении земляному эскалатору. Невероятно изматывающе. Долина оврагов, казалось, простиралась почти до бесконечности, и только у самого горизонта заканчивалась крутым склоном. До него могло оставаться несколько сотен метров, а могло и куда больше – сложно было сказать, потому что на карте из путеводителя не указывался масштаб. Я глубоко вздохнула и пошла дальше. Два часа спустя хребет впереди стал казаться ближе, но до него оставалось еще много оврагов. Черных ран в земле, которые теперь были украшены тут и там цветными камнями и выбросами пара. На дне последнего оврага обнаружилась подземная река кипящей воды, которая неслась у нас под ногами с огромной скоростью, по пути выплевывая струйки шипящей воды, достававшие нам до щиколоток. Я с благоговейным ужасом смотрела на бурный поток неистового, свирепого жара, не в силах отвести от него глаз. Мы живем вовсе не на тихой стабильной планете, а на живой, дышащей сущности, которая черпает энергию в кипящих силах, способных плавить камни и двигать горы. Глубину ее мощи было прекрасно видно здесь, у этого вентиляционного отверстия посреди пустоты, где начинается и заканчивается земля. Эта же мощь таится в закатанных в асфальт городах, где мы живем в таком удалении от природы, что почти поверили, будто она не имеет к нам никакого отношения. Но это одна и та же планета, и ее дикая, неудержимая сила всегда играет под нашими ногами.

Вскарабкавшись на самый верх гряды, мы обернулись и посмотрели на долину внизу. Пройдено было не несколько сотен метров, а несколько километров оврагов. Хижины Храфнтиннускера отсюда казались лишь зелеными и красными точками. Холодный ветер, дувший с отдаленных ледников, морозил нашу пропотевшую одежду, при этом солнце в ясном небе немилосердно жгло наши лица. Мы прошли еще чуть-чуть, чтобы встать подальше от ветра, гулявшего по обрыву, и Мот наконец выбился из сил, сбросил рюкзак и присел.

– Кто-нибудь хочет батончик «Марс»? – Джули внимательней меня следила за языком тела Мота, к тому же у нее всегда были полные карманы лучших лакомств.

– Спасибо, Джули, это просто идеально. Хотя за тарелку тостов с фасолью я бы сейчас мог даже убить.

Он проголодался? Я сама почти не чувствовала голода; может быть, от холода у меня пропали и аппетит, и жажда. Теперь мне было намного понятней, почему люди так быстро погибают на холоде. Я сунула руку в пакет с провизией в поисках чего-то, что можно было бы съесть холодным.

– Да что ж это такое! Какого дьявола! – Мот протянул нам свой «Марс». – Только поглядите! – Из батончика торчали два белых осколка.

– Что это, как это?

Он вытащил осколки и положил на ладонь. Белые обломки зубов.

– А ну-ка, улыбнись. Откуда они?

Мот послушно растянул губы. Когда-то его улыбка очаровывала старушек, однако теперь из челюсти торчали острия сломанных зубов, которые уместно смотрелись бы на лице боксера.

– Ох, значит, передние, не задние. Я, конечно, знаю, что у тебя хрупкие зубы, но как это могло произойти?

– Какие это зубы? Ах, проклятье, передние, теперь я их чувствую.

– Больно? – Я уже в панике прикидывала, как мы будем снимать сильную зубную боль в условиях дикой исландской местности. Вряд ли несколько таблеток решат проблему.

– Нет, ничего не болит.

Я снова посмотрела на его зубы. Один сломался горизонтально, второй раскололся вертикально, до самой десны. Как это может быть не больно?

– Мот, что значит «ничего не чувствую»? Я однажды сломала зуб, и это было просто невыносимо, мне пришлось сразу же бежать к врачу. – Джули в изумлении смотрела на его челюсть.

– Не знаю, но я и правда ничего не чувствую. – Он уже несколько месяцев жаловался на ощущение легкого онемения в лице и во рту. Случалось, что он прикусывал язык. Я удивлялась, что Мот не замечает, как у него идет кровь, но в целом особо об этом не беспокоилась. Однако сегодняшнее происшествие было за гранью разумного.

– Значит, Моту больше холодных шоколадных батончиков не выдавать.

Мот покатал зубы на ладони, а потом доел «Марс», жуя боковыми зубами.

– Просто теперь я буду их сначала греть. А что мне делать с зубами? Сохранить на случай, если их можно будет приделать обратно?

– Типа, суперклеем, что ли? Не валяй дурака. Их нужно похоронить. Давай положим их вот сюда, под камни вокруг столбика.

Мот бросил обломки зубов туда, куда указал Дейв, в кучку камней, которая удерживала дорожный столбик в вертикальном положении.

– Прощайте, зубы. Часть меня навеки останется в Заполярье.