Дикая Уайлдер

Однако примерно через полчаса осознание того, что они действительно одни, казалось, ослабило напряжение. Они завязали разговор, предупреждая друг друга о препятствиях на дороге или указывая на достопримечательности на тропе. Лео спросил про цветущее растение, которое оказалось креозотовым кустом, и про маленькую кудахтающую птичку с серой шапочкой, которая называлась кеклик, а она расспрашивала его о Коре: какая она, есть ли у нее вторая половинка, в какой области медицины она будет работать? Вдвоем идти было быстрее, и они разговаривали, пока шли по рыхлой красной земле с вкраплениями травы и кустарников. Когда Лили свернула вправо, тропа стала более каменистой и начала резко уклоняться вниз, отчего им потребовалось больше концентрации. Они прошли несколько миль, и бедра у него горели от крутого спуска.

– Наступай прямо на мои следы, – бросила она через плечо.

Он сделал, как она сказала, подстраивая шаг под нее.

Она указала на что-то:

– Видишь, там земля темнее?

Он кивнул. В стороне от их тропинки земля была бугристой, покрытой какими-то органическими веществами:

– Что это?

– Криптобиотическая почва. Она удерживает влагу во время дождя и помогает справиться с эрозией, но на ее формирование могут уйти сотни лет, и она очень хрупкая. Никогда не наступай на такое.

Он внимательно следил за тем, куда она ступает, и старался наступать туда же. Постепенно они вступили в щелевидный каньон. Теперь они видели только отвесные скалы, которые создавали вокруг них туннель и закрывали солнце. Ему вспомнилось, как в городе он вдруг шагал в узкую щель между зданиями.

Он протянул руку и провел пальцами по скале. Некоторые участки были плоскими, некоторые изгибались, как волны. Поверхность была почти полосатой, состоящей из слоев осадочных пород, выточенных паводковыми водами за миллионы лет. Все это выглядело нереальным.

– Ты когда-нибудь слышала о Манхэттенхендже? – спросил он, повернувшись боком, чтобы протиснуться через особенно узкий участок.

– Манхэттенхендж? – она засмеялась. – Звучит как выдумка.

– В городе не видно, как восходит или заходит солнце, потому что здания загораживают горизонт. Но два раза в год солнце заходит в конце улиц, идущих с востока на запад, и, если встать в правильном месте – мне нравится пересечение Восточной сорок второй и Третьей, – закат хорошо виден.

Лили остановилась, словно пытаясь представить себе день без заката, и покачала головой:

– Я не могу решить, звучит ли это ужасно или странным образом волшебно.

Он посмотрел на тонкую полоску неба над головой, словно голубое шоссе, протянувшееся между красными крышами скал:

– Наверное, и то, и другое. Однажды вечером я пошел на вечеринку с Брэдли, и как раз когда я готовился соврать, что мне пора домой, он вытащил меня на улицу. Там была огромная толпа, и весь город словно затих на секунду, пока мы вместе любовались закатом.

– Ты скучаешь по нему? – спросила она. – По городу?

Лео хмыкнул, задумавшись:

– Не пойми меня неправильно, я люблю Нью-Йорк. Там я вырос, там жила моя мама и там сейчас Кора. По крайней мере, еще месяц-два. Но мне там так неспокойно. На работе меня ждет большое повышение, и, честно говоря, если я его не получу, то не знаю, что буду делать. Может, поменяю фирму.

Лео подумал о последнем Манхэттенхендже, свидетелем которого он был. Он был на свидании и сейчас даже не мог вспомнить имя девушки. Мэгги? Марджи? С самого первого момента стало ясно, что между ними нет никакой химии. И хотя закат в тот вечер был прекрасен, он совсем не был похож на здешние закаты: небо, изливающееся огнем на извилистый горизонт, и кругом полная свобода. Теперь понятно, почему Лили не хочет отсюда уезжать.

– Как думаешь, ты его получишь? – спросила она.

– Повышение? Скорее всего.

Она рассмеялась:

– Как-то ты не в восторге. Разве это не хорошо?

Он пожал плечами, улыбаясь ей:

– Больше денег, меньше свободы.

– Деньги – это хорошо, – рассудила она.

– Наверное.

Он чувствовал, что Лили наблюдает за ним, и знал, как это прозвучало. Но не мог признаться ей, что повышение по службе вдруг показалось ему ловушкой; что с тех пор, как он отправился в эту поездку, он уже почти не представляет себе работу в офисе; и что пребывание здесь заставило его понять, насколько заурядна и стерильна на самом деле его жизнь в Нью-Йорке. Очень многое было связано с тем, что он снова был рядом с ней, а она недвусмысленно попросила его держать эти мысли при себе. Ему пришлось смириться.