Дикарь

Естественно, она не нашлась, что ответить. По крайней мере, сразу, заметно стушевавшись и, видимо, пытаясь вспомнить все свои впечатления, связанные с моментом близкого знакомства с рабом Калленом. Но, в том-то и дело, не чувствовала она тогда к нему ничего негативного, скорее даже наоборот – несвойственное ей волнение, непомерный интерес с не менее сильным желанием потрогать его и проверить, насколько он настоящий. К тому же, он так сильно отличался от других известных ей мужчин, а его глаза и этот слегка пугающий взгляд…

– Дело не во внешности, пап, а в моих личных взглядах! Я не могу переступить через собственные принципы! Мне не нужны постельные рабы! Для меня это неприемлемо!

– Хочешь сказать, что это твоё окончательное решение?

Нет, мэтр Рэдлей не стал хмуриться или как-то ещё внешне проявлять своё недовольство. Наоборот, он продолжал и дальше выглядеть спокойным, сдержанным и даже апатичным к происходящему. Словно, для него подобные вещи были в порядке вещей, и он забудет об этой неприятности сразу же, как только Лалия покинет его кабинет.

– Д-да!

Но на какое-то совсем недолгое время по сердцу девушки прошёлся неприятный холодок, так же коснувшийся и болезненно «дрогнувшей» диафрагмы. Обычно подобную реакцию Лалия испытывала, когда очень сильно сомневалась или принимала не самые приятные для себя решения. И легче ей всё равно не стало даже потом.

– Что ж… – Шейн Рэдлей снова приподнял брови, соглашаясь с ответом дочери, так сказать, со спокойной душой и чистой совестью и тем самым умывая руки от дальнейших последствий. – Мне ничего другого не остаётся, как принять его и встать на твою сторону. И, как это ни печально признавать… Но ты так до сих пор и не научилась брать на себя ответственность. Судя по всему, тебе проще спрятать голову в песок, чем учиться отстаивать свои принципы до последнего.

– О чём это ты? – Лалия окончательно запуталась в своих чувствах, когда отец вдруг совершил один из запрещённых приёмов.

– О том, дорогая, что ты не видишь дальше собственного носа. Уж прости, только все твои принципы яйца выеденного не стоят. Тебе проще переложить собственные проблемы на кого-то другого, а самой потихоньку и незаметно уползти в тень. Хотя, как я могу тебя в этом винить? Ведь это я тебя вырастил такой бесхребетной и безответственной. Это всецело моя вина, воспитать тебя такой…

– Какой? – чем дальше девушка слушала отца, который явно пытался её на чём-то поддеть, тем больше возмущалась его явно заранее продуманным фразам.

– Боюсь, для тебя мне сложно подобрать точное определение. Зацикленной на полумерах. Да, так будет ближе к сути.

– На полумерах? Ты можешь изъясняться конкретнее и ясней?

– А зачем, милая? – мэтр Рэдлей снова пожал плечами, делая вид, что его куда больше интересует изображение трёхмерного экрана включенного им только что рабочего компьютера. – Ты достигла той черты, которую побоялась переступить, тут же спасовав назад. Всё остальное для тебя уже не имеет никакого значения. Возвращайся к себе, занимайся тем, чем привыкла в это время заниматься и не забивай больше свою славную головку ненужными для тебя пустяками.

А что ей ещё оставалось, как не последовать указанию отца и не отправиться в свои комнаты. Пытаться добиться от него развёрнутых ответов на свои вопросы было уже банально бессмысленно. Он всё равно больше ничего не скажет, сколько не настаивай, а Лалия после этого будет чувствовать себя ещё очень долго не в своей тарелке. Осадок от этой встречи останется как минимум до конца этого дня, если не намного дольше. Если что-то, конечно, не случится и не усугубит её состояние, связанное, по сути, с очень плохим предчувствием.

Глава 21

На ужин Каллен спускаться не стал. Во-первых, после весьма сытного обеда (который он, к слову, так до конца и не осилил) аппетита больше не появлялось. Во-вторых, предчувствие надвигающейся беды, усиленное разговором с карликом Айвоном, заглушало напрочь какие-либо другие чувства и ощущения. Да и дор Инграм за всё последующее время так и не выходил с ним на связь, словно подтверждая опасения раба или специально нагнетая своим молчанием и без того напряжённую обстановку. А напряжение в воздухе не просто зашкаливало.

Казалось, Каллена прессовала со всех сторон не только его крошечная одиночная камера, но и сам дом, состоящий отнюдь не из одних лишь стен, окон и странных дверей. Это было нечто большее, чем просто дом. Место, в котором жили очень странные люди и наполняющие его своими мерзостными мыслями, низменными желаниями и пороками, которые сейчас едва не буквально сочились из всех ментальных щелей. Видимо, их молодой мужчина как раз и ощущал. Каждую грёбаную секунду, с каждым гулким ударом своего сердца.