Дикарь

– Святые угодники. Таким ты меня заводишь до звона в яйцах! – хриплый смешок Сесила и его омерзительные признания резанули по сознанию так же остро и болезненно, как и его последующий удар в челюсть справа, от которого избиваемый им раб наконец-то завалился на бок на плитку, но сознания так и не потерял. – Может лучше содрать с него эту идиотскую юбчонку, чтобы было видно, куда бить?

Последовавший на вопрос конвоира довольный смех мэтра Рэдлея понравился Каллену ещё меньше, чем само предложение надзирателя.

– Странно, что ты спрашиваешь об этом, а не делаешь. Он же всего лишь раб. Предметы одежды для него непозволительная роскошь. Тем более сейчас.

Плохой знак. Очень и очень плохой знак.

Но Каллен уже находился в таком состоянии, что едва ли бы понял разницу между одетой на нём «юбкой» или полностью отсутствующей. Он и в тот момент не до конца осознал, что чувствовал, когда его слух уловил треск ткани, а его кожу над бедром ненадолго стянул пояс синдонома. К тому же, он разлепил тогда с трудом уже припухшие веки и уставился на скамью, с которой за ним наблюдал похотливо скалящийся мэтр Рэдлей.

– А ведь у тебя была возможность оставаться мальчиком ещё как минимум целую неделю. И кто ж тебе теперь в этом виноват?

– Великий Вседержитель! ОТЕЦ! Ты что творишь? Прекратите сейчас же! Ты… ты совсем с ума сошёл?

Хотя меньше всего раб ожидал услышать голос монны Лалии, а затем и увидеть её, когда с усилием приподнял взгляд и немного голову от земли в сторону крытой террасы второго этажа особняка.

Глава 22

Она вцепилась в перила террасы дрожащими от негодования руками, едва не перегнувшись пополам над балюстрадой и пока ещё не срываясь в истеричный крик от распирающего возмущения. Их разделяло, по существу, всего несколько метров со стороны бассейна и высоты второго этажа здания. Так что рассмотреть при достаточно ярком освещении внутреннего двора её шокированное происходящим лицо не составило никакого труда. Да и она, судя по всему, тоже прекрасно видела практически всё, что происходило в центре перестиля, учитывая, что всё это творилось буквально под её окнами.

– Ты действительно до сего дня не знала, что я обычно делаю с нерадивыми рабами и некоторыми зарвавшимися слугами? Или мне нужно было для этого сегодня выйти во двор, чтобы ты проявила к этому хоть какой-то живой интерес? А может ты не знала, для чего приобретают подобных, как этот никчёмный кусок дерьма, зверёнышей? Я могу тебя, если что, просветить на этот счёт, продемонстрировать наглядно, как это делается и в первом, и во втором случае.

– Как ты можешь так спокойно о таком говорить и… и тем более делать? – похоже, Лалия и в самом деле узнала о некоторых пристрастиях собственного родителя лишь сегодня, по иному её реакцию и не объяснишь.

– Потому что, душа моя, я не прячу голову в песок в отличие от других. И я делаю то, что мне позволено по статусу, если тебе это не было до сих пор известно. Так что я не собираюсь отказывать себе в столь ничтожном удовольствии – распоряжаться купленной мною вещью на своё личное усмотрение. Насколько я помню, ты от него отказалась. Значит, он автоматом переходит снова мне. И вопрос на этом, считаю, исчерпан.

Мэтр Рэдлей снова кивнул Сесилу, и тот, долго не думая, опять схватил Каллена покрепче за волосы и что дури дёрнул вверх, заставляя раба приподняться с плитки и получить очередной удар под рёбра слева. Казалось, в этот раз вакуумная отдача прошлась насквозь до позвоночника и даже затылка, от которой остановилось не только сердце, но и опять пережало трахею, не позволяя вдохнуть ни глотка спасительного воздуха.

– ХВАТИТ! ОСТАНОВИСЬ! Не смей его бить и трогать ты, грёбаный дегенерат! – и тут же последовавший истошный крик девушки добавил не менее мощной эмоциональной волной сверху, шарахнув по всем нервам и внутренностям реальным разрядом тока. – Отец, хватит! Если ты таким образом пытаешься меня наказать…

– Повторяю ещё раз, моё солнце. Я делаю то, что хочу и считаю на данный момент правильным и нужным. Этот раб мой и никто – ни ты, ни кто-то ещё, не могут мне в этом помешать. Ты, конечно, можешь говорить на эту тему что угодно, взывать к гуманности и прочей высокоморальной чуши, но реальность такова, какая она есть. Твои слова, девочка, без соответствующих поступков ни черта не стоят. Ты предпочла умыть руки и отказаться от возложенной на тебя ответственности. Поэтому, прошу. Не нужно пытаться достучаться до моей совести и требовать того, что я не смогу тебе дать. Прости, но твой поезд уже ушёл.

На благо охранник не стал бить Каллена дальше, видимо, ожидая дальнейшего распоряжения от своего господина. Но того снова занесло в пространный монолог, от которого, судя по всему, мэтр получал не меньшее удовольствие, чем от процесса избиения списанного им со счетов раба.