Дикарь

Хотя, конечно, Дашку тоже было жаль. Кто ж знает, что у них, этих суицидников, в голове. Может они мыслят как-то иначе и лезвие им кажется единственно верным выходом. Надо бы поговорить с ней как-то… Помягче, что ли. Объяснить, что лезть в петлю из-за мужика — совершенно глупо.

* * *

Даша открыла не сразу. Сначала Грому пришлось разбудить всех её соседей и даже выслушать от какой-то злобной бабки, что она думает о легкомысленной Дарье и её хахале, что с утра пораньше поставил на ноги весь дом.

А когда дверь открылась и его взору предстала девушка, он её даже не сразу узнал. Растрепанная, заспанная и еле стоящая на ногах, она была похожа на привидение. Несчастная и замученная.

У Савелия что-то дрогнуло внутри. Нет, это была не жалость, как ни странно. Это была злость. Это что же она творит? Неужели совсем жизнь не радует? И всё из-за какого мудака, что не оценил её по достоинству? Ну бред же, блядь!

— Ты мне паспорт принёс? — встала на пороге, облокотившись плечом о дверной косяк. — Давай, — протянула руку, но Савелий лишь покачал головой.

— От тебя перегаром несёт, как от старого пропойцы.

Она прыснула от смеха, хотя Гром ничего забавного здесь не увидел.

— Ещё один диктатор, блин, выискался. Гони паспорт и проваливай на хрен, — несмотря на улыбку, в её голосе сквозила злоба, нехилая причём такая.

Словно он в чем-то виноват. Как будто он её довёл до такого состояния. Но, как бы там ни было, а оставлять её одну в таком коматозе никак нельзя.

По первах, когда только начал работать в органах, Савелий сам через день впадал в депрессию и очень хорошо знает, каково оно, чувствовать себя дерьмом, не способным изменить этот грешный мир. Но, хвала небесам, против хандры и отчаяния есть замечательное лекарство.

— Слушай, Дашка… А давай напьёмся вместе?

* * *

— Зачем это тебе?

— Что? — Савелий сделал вид, что не понимает, о чём она и наполнил бокалы.

— Вот это всё, — кивнула на стол с закусками и бутылкой дорогого виски. — В няньки ко мне записался? Так ты не волнуйся, у меня их хватает. Всю жизнь контролируют каждый шаг. Вопрос к тебе: нечем заняться? Скучно на пенсии или, быть может, из тебя прёт желание помогать людям?

Он усмехнулся, подвинул ей бокал с янтарной жидкостью.

— Просто не хочу, чтобы ты, как последний алкаш, бухала в гордом одиночестве. Твоё здоровье, — поднял бокал и опрокинул его в себя одним махом.

Даша сделала глоток и закашлялась.

— Дааа, это тебе не винишко. Благородный напиток. По-моему, если пить, то только его. А коли кутить не умеешь, то не берись. — было заметно, что за своим саркастическим настроением он прячет что-то другое.

Словно в нём кипит раздражение, но высказаться он не решается.

— Знаешь, меня и вино устраивало. Я не просила тебя приходить и накрывать здесь стол. И вообще, кажется, я просила тебя больше не беспокоить меня, нет? Так зачем ты приперся?

Савелий с задумчивым видом покрутил в руке бокал, как будто решал, раскрыть ей страшную тайну или пока не стоит.

— Давай ещё выпьём, — и снова виски полился в стаканы, отчего Даше стало дурно. Ещё немного и она просто свалится.

Но желая доказать что-то, кому-то, зачем-то… Всё же взяла в руку бокал.

— Выпью за то, чтобы вы наконец все отвалили от меня. — залпом осушила свою порцию и, зажав рот ладошкой, зажмурилась.

Пожалуй, это в первый и последний раз она так «гуляет». Больше просто не выдержит печень. Да и работу вскоре придётся искать, не до развлечений будет.

* * *

— Кто это «вы»? — пока Даша не очухалась, подлил ей ещё «чудо-эликсира», так хорошо развязывающего язык.

Девушка и не заметила, что её целенаправленно спаивают. А может просто не была против.

— Ну, как кто? — вздохнула, поднимая на него осоловелый взгляд. — Ты, родители, прошлое моё дурацкое… Надоело, понимаешь? Надоело, что все лезут в мою жизнь и портят её в полной уверенности, что помогают. Вот ты… Ты знаешь, что у меня очень тяжёлое похмелье? Не знаешь… Ты думаешь, что помогаешь мне, а на самом деле делаешь только хуже. Завтра мне будет ещё хреновее, чем сегодня, — и, прервав свою пьяненькую речь, потянулась за добавкой горючего.

— Ничего, переживешь. Во всяком случае, похмелье лучше, чем… Ладно. Со мной всё понятно. А что насчёт родителей? У тебя с ними не очень отношения, да? — со знанием дела нажимал на нужные кнопочки, выведывая у неё нужную ему информацию.

Почему-то хотелось знать всё о её жизни из первых уст. Не сухие факты в виде медицинских заключений и прочих писулек, а именно то, что думает обо всем она сама.

— Ну… Знаешь, у нас довольно сложно всё. Они не могут забыть мне один проступок… А я не смогла их простить за равнодушие и жестокость. Мне тогда было так плохо… Я ведь ещё, по сути, была ребёнком, а они даже не выслушали. Не помогли забыть всё, не сказали, как должны говорить родители, что у меня ещё будет хороший парень и чтобы не казнила себя… Они ничего этого не сказали. Они просто плюнули на меня. Объявили, что им стыдно за такую дочь. Что я легкомысленная дура, малолетняя шалава… — глаза её наполнились слезами, а Гром понял, что вопросом о родителях попал точно в цель.