Дикарь

Я лежал там, радуясь, что остался жив, и думал, что такого олуха свет еще не видывал.

Он должен был помочь мне, а не душить меня.

Между тем он вернул то, что осталось от Эмерсона обратно в шкаф. Потом он подобрал скомканную бумагу и отнес ее наверх, где, я полагаю, вышвырнул за борт. Наверное, не желал оставлять ни одной улики, способной вывести Уиттла из себя.

Вернувшись, он склонился надо мной и убедился, что я не выпростал руки из ремня.

— Теперь лежи и не рыпайся, — сказал он. — Еще раз меня достанешь — я из тебя дурь-то повышибу.

Он залез к себе под одеяло, но оставил газовый свет, чтобы иметь возможность за мной следить.

Из-за двери не доносилось ни звука. Если Уиттл уже убил Труди, то он об этом молчал и проделал все столь быстро, что она не успела издать ни звука.

Впрочем, как знать? Может, он говорил правду и собирался уплыть на лодке поутру, оставив нас в живых.

Но натура Уиттла была мне известна.

Труди либо уже мертва, либо скоро будет.

Вскоре я решил, что ничего хорошего ей уже нельзя сделать. Как и ничего плохого. Чувствовал я себя из-за этого отвратительно.

Труди была властной и раздражающей, и не помогла мне, когда у меня был шанс задушить Уиттла. Она никогда не была добра ко мне, если не считать случая, когда она помогла мне после того, как сама же спихнула за борт. Но даже теперь я не испытывал к ней ненависти и винил себя в ее страданиях не меньше чем Уиттла. Я спас ее от повешения и утопления, а сегодня мог спасти и от ножа Уиттла, если бы Майкл мне не помешал.

Прохлаждаясь на кровати, я по-прежнему мечтал прийти ей на помощь. Но я не знал, как это сделать, не столкнувшись с Майклом. Кроме того, я нисколько не сомневался, что Уиттлу хватило времени ее зарезать.

Я решил, что ее можно списывать ее со счетов и пора подумать о спасении собственной шкуры.

Вытащить руки из-под ремня особого труда не составило. Майкл лежал головой ко мне. В неверном свете и мечущихся тенях разобрать, открыты у него глаза или закрыты, мне не удалось. Он не пошевелился и не поднял шума, из чего я сделал вывод, что он задрых.

Освободив руки, я уселся на кровати и прокрутил ремень, чтобы добраться до пряжки. Я расстегнул ее и вернул ремень на положенное место, так что штаны мне потерять не грозило.

Затем я спустил ноги с кровати и схватил свои башмаки. Было бы слишком рискованно пытаться взять лодку. Но я возьму с собой спасательный круг. И свои башмаки. Я был занят тем, что связывал шнурки между собой так, чтобы я мог повесить их себе на шею. Тут в замке загремел ключ.

В мгновение ока нырнул я под одеяло, прихватив ботинки с собой. И закрыл глаза, притворяясь спящим.

Дверь с грохотом распахнулась.

— Подъем, ребята! — провозгласил Уиттл, как ни в чем ни бывало. — Мне пора отбывать.

Я зевнул и протер глаза.

— Уже утро? — осведомился я, хотя прекрасно знал, что это не так.

— Зачем ждать лишнего? Я хочу отправиться в путь.

Уиттл стоял спиной к двери, одетый в пальто. Оно было распахнуто. Ни на свитере, ни на брюках, ни на лице или руках не было ни следа крови. Лезвия обоих ножей у него на ремне были чистыми. Я принял все это за хороший знак. Это дало мне надежду, хоть и небольшую, но затем я подумал, что для своих мясницких забав он вполне мог раздеться донага, как в ту ночь у Мэри. В каюте он всегда держал запас питьевой воды, так что без труда мог отмыться. Мои надежды камнем пошли ко дну.

Майкл сел и уставился на дверь.

— Труди быстро уснула, — сказал Уиттл. — Обойдемся без ее помощи. — С улыбкой он добавил: — Воображаю, как она будет счастлива, когда проснется и узнает о моем отбытии. Если не будем шуметь, то, наверное, не побеспокоим ее.

Мне хотелось ему верить. Он не запер дверь, но стоял прямо перед ней, пока мы с Майклом вылезали из кроватей. Я распутал шнурки, пока он разглагольствовал, так что он и не заметил, что они были связаны. Потом аккуратно вытащил башмаки из-под одеяла и натянул их.

Он по-прежнему стоял на посту в дверях и отдавал приказания тихим голосом, словно и впрямь боялся разбудить Труди.

Ранее этим же днем он собрал огромный саквояж, набив его одеждой и прочим добром. Одежда в основном принадлежала Майклу, так размер у него был почти как у Уиттла, а вот папенькина одежонка было ему великовата. Прочее добро состояло в деньгах и украшениях, которые Уиттл нашел на яхте, а было его препорядочно. Майкл, Труди и ее папенька явно не бедствовали, благодаря папенькиным гостиницам в Нью-Йорке. Они притащили с собой тонну денег, и это не считая кучи ожерелий, брошей, браслетов и тому подобного барахла, чтобы Труди могла припарадиться на званые ужины. Уиттл провел немало времени, рыская повсюду в поисках ценностей. Обнаружив все, что смог, он поинтересовался у Труди о схронах, и она помогла ему, открыв несколько тайников. Так что, по всему видать, в саквояже у него были все побрякушки до единой.

Исполняя приказ, Майкл вытащил саквояж наверх, я же выбрался следом с пустыми руками. Уиттл велел Майклу поставить саквояж на корму. Затем наша троица двинулась вперед.