Дикарь

Сара отдала бумагу конторщику. После того, как она уплатила, он заявил, что мы сможем получить ответную телеграмму в течение двух-трех дней в том случае, если адресат решит дать ответ немедленно. Он сказал, что рассыльный доставит его в дом генерала.

После этого мы ушли. Я чувствовал себя великолепно, отправив матушке телеграмму, и поблагодарил за это Сару.

— Это точно снимет тяжкий груз с ее души.

Когда она это произнесла, у меня перехватило дыхание. Даже слезы выступили на глазах, но я отвернулся, чтобы она не заметила.

Мы подождали, пока проедет всадник, перебежали улицу и отправились в универсальный магазин. Казалось, что мы провели там целую вечность, выбирая то да се для меня. Под конец у нас была целая охапка вещей — все, от зубной щетки до башмаков и тапочек, носков и кальсон, брюк и рубашек, свитеров и жилетки, куртки и даже ночной рубашки и халата. Все вместе стоило кучу денег. Но Сара запросто заплатила за все, а затем снова достала кошелек и купила нам по лакричной палочке, номер нью-йоркской «Уорлд» для генерала, а также пакетик каштанов для Мэйбл.

Мы уложили наш груз в сани и хорошо, что нас было только двое, иначе мы бы ни в жизнь все внутрь не запихали.

Мы погрузились сами, Сара развернулась, и мы отправились прочь из города.

— Надеюсь, мы ничего не забыли, — сказала она.

Я кивнул, хотя и помнил, что мы обещали генералу заехать в участок и рассказать о Уиттле. Нет смысла напоминать об это Саре. Если она забыла, то меня это устраивает.

Никакого значения, на мой взгляд, это уже не имело. «Истинная Д. Лайт» унесла Майкла и Труди, так что тел никаких нет. А Уиттл, так тот наверняка до сих пор в пути, и в окрестностях этого городка в жизни не появится. Так что толку сообщать о нем я в упор не видел. Это только беду на меня накличет.

Когда мы вернулись домой, генерал забыл спросить нас, обращались ли мы к властям. Он был слишком взбешен пропажей Сабли. Мы втроем пошли на улицу и везде искали лошадь, пока наконец генерал не признал, что нам стоит отступиться от этой затеи. Сабля уже сбегала, сказал он, и скорее всего в свое время вернется.

Я, само собой, знал больше, но выступать не стал.

Глава 20

В РОЖДЕСТВО И ПОСЛЕ НЕГО

За два дня до Рождества посыльный из «Вестерн Юнион» явился с телеграммой. Она гласила:

«ДОРОГОЙ ТРЕВОР Я ОЧЕНЬ РАДА ЧТО С ТОБОЙ ВСЕ ХОРОШО ТЧК Я ОЧЕНЬ ХОЧУ ЗПТ ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ ДОМА ТЧК ПИШИ МНЕ И БЕРЕГИ СЕБЯ ТЧК Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ ТЧК ЛЮБЯЩАЯ ТЕБЯ МАТУШКА

От телеграммы меня охватила ужасная тоска по матушке, так что я уселся прямо в кабинете генерала и написал ей длинное письмо.

Я написал о том, что произошло со мной, после того, как я пошел привести дядю Уильяма и рассказал все вплоть до настоящего времени, сообщил ей, какие милые люди Сара и генерал, и про то, как я буду здесь работать, пока не смогу позволить себе обратный билет. Само собой, о некоторых вещах я не стал упоминать. Я решил, что ей лучше не знать о Сью в переулке, о том, как я зарезал шлюхиного дружка, или о том, как я прятался под кроватью у Мэри, когда ее убивал Уиттл, и вообще о том, как он убил всех, кроме меня, на судне. Такие известия вряд ли облегчат ей жизнь.

Я сообщил ей, что Джека Потрошителя на самом деле зовут Родерик Уиттл, рассказал, как он загнал меня к Темзе, и как я был его пленником до тех пор, пока мы не достигли Америки, где я от него сбежал. Она может передать эти сведения дяде Уильяму, а он уж он сумеет широко их распространить. Для властей — не говоря уж об ист-эндских проститутках — будет огромным облегчением узнать, что Джек Потрошитель больше не разгуливает по улицам Лондона.

На другой день мы с Сарой снова поехали в город. Выдав немного денег, она послала меня в магазин купить генералу табака, пока она отнесет мое письмо на почту.

Еще через день праздновали Рождество. Для меня оно стало сплошным огорчением. Я как никогда тосковал по дому. В это время всегда царили веселье и радость, проводились вечеринки и колядки, дядя Уильям закатывал у себя дома большой праздник, с гусем, сливовым пудингом и прочими угощениями, и с поцелуями под омелой с теми, кому бы я в другое время ни за что не позволил себя поцеловать. Елку мы всегда ставили на столе в гостиной, и она вся переливалась, украшенная свечами и милыми безделушками. Я вообразил, как матушка ставит в этом году елку без меня, и подумал, как же ей должно быть одиноко. Мое письмо она получит только через несколько недель, но телеграмма, наверное, должна была ее приободрить.

Рождество в доме Форрестов было очень похоже на любой другой день, разве что помрачнее. По словам Сары, во время Рождества генерал и Мэйбл печалились, потому что у них никого кроме нее не осталось, и им не хочется вспоминать о старых добрых временах, когда все было по-другому.

Генерал угрюмо сидел в гостиной, курил свою трубку и пил ром, пока не заснул посреди дня.