Дикарь и лебедь

– Это ведь был он, да? Ох, звезды, позвольте, я позову целителя…

– Стой, – приказала я со сталью в голосе, и Линка застыла у двери. Я медленно выдохнула и объяснила: – Все было не так. – Вскинув лицо, я посмотрела ей в глаза, приосанилась, и на ее лице отразился ужас. – Совсем не так. Иначе.

Но облегчения не последовало. Никто не принялся шепотом расспрашивать меня о подробностях. Она смотрела на меня со страхом и нескрываемым отвращением.

Пока Линка не ушла, я обратилась к ней с последней просьбой.

– Пожалуйста, никому об этом не рассказывай.

Она стояла ко мне спиной, взявшись за ручку двери. Ничего не ответив, вышла и с грохотом захлопнула за собой дверь, а я рухнула на неубранную постель.

Мое внимание привлек блеск драгоценных камней на прикроватном столике – то был знакомый кинжал с украшенной сапфирами рукоятью.

Несмотря на гнетущую атмосферу неопределенности, я улыбнулась, осознав смысл этого жеста – Дейд вернул мне свой подарок, который я когда-то обратила против него.

* * *

За завтраком мы едва перемолвились парой слов – невысказанного осталось куда больше, – после чего я заглянула к себе комнату и, не обнаружив там Дейда, отправилась на поиски матери, которую нашла в рукодельной мастерской на втором этаже.

Нам нужно было поговорить, и я не собиралась вести беседы ни о поголовье скота и торговле, ни о том, как плохо обстоит дело и с тем, и с другим.

Брачный альянс позволит нам решить обе эти проблемы и многие другие. И довольно скоро.

Шум снаружи привлек меня к ближайшему окну на лестнице. К воротам замка подъехала телега, груженная бочками снеди, два юных создания, сидевших в ней, размахивали золотыми и красными лентами.

Рядом раздались чьи-то шаги.

– Ох, слава треклятым звездам.

С охапкой испорченной материи в руках ко мне подбежал Эдван – он поклонился, и его фиолетовые глаза увлажнились.

– Я слышал, что вы вернулись, и я счастлив, что вы целы, но, прошу вас, – с трудом сглотнув, залопотал он, – прошу, скажите, что вы больше не исчезнете.

Я нахмурилась, глядя на ткани: цветастые были изорваны в лохмотья, остальные – смяты или опалены. Судя по всему, последствия дурного настроения матери.

– Все настолько плохо?

Эдван поколебался, но все же кивнул.

– Я люблю ее, – выпалил он. – Одним звездам известно, как сильно, но я опасаюсь оставлять ее одну. Моя половинка в ярости. Мы почти не виделись уже несколько недель, потому что я боюсь ночевать вдали от королевы.

Я не знала, что на это сказать и чем помочь, поскольку становилось ясно: этот катастрофический план придется по вкусу далеко не всем. Особенно моей матери.

Однако я была твердо намерена довести дело до конца, поэтому крепко обняла Эдвана и отказалась давать ему какие-либо обещания. А затем проводила его взглядом.

Поднявшись в мастерскую, я прошла мимо полок с тканями к большим окнам, из которых открывался вид на часть парадного двора и один из проездов в город, лежавший за стенами замка.

Народные массы текли в обе стороны, цветные ленты реяли на ветру. Два лоточника с тележками въехали во двор вслед за толпой, следом за ними процокали лошади, тащившие телегу с элем.

– Ты ведь сказала «скромная свадьба», мама. – Я задернула шторы, когда увидела группу пьяных мужчин, что веселились, потрясая кружками с пивом, и обернулась к ней с разгневанным видом.

Зажав во рту рукоятку маленького ножика, она возилась с отделкой лавандового платья, которое, понадеялась я, предназначалось для нее, ибо надевать его у меня не было ни малейшего желания.

– Сама церемония – да.

– Какой смысл в скромной церемонии, если вокруг в курсе? – процедила я, стараясь сохранять спокойствие, которого не ощущала.

– Наш народ нуждается в вере, в надежде на то, что эта жертва покончит с войной. Празднества принесут им отраду.

Отраду.

– Думаешь, что он не сдержит свое слово? – спросила я, хотя мать и так уже на это намекнула. – Он согласился прекратить набеги и кровопролития только в том случае, если я выйду за него. – На последних словах я сделала акцент, чтобы до нее точно дошло.

И достигла цели – мамины руки, мастерившие из ленты цветок, замерли. Она сглотнула, и у меня по спине пробежал холодок, когда мать принялась копаться в корзинах с приспособлениями для вышивки, стоявших у стены.

– Я знаю, – мягко и опасливо произнесла я. – Знаю, что это, должно быть, тяжело.

– Тяжело, – сказала она так, будто я ни черта в этом не смыслю, и была права. – Ты понятия не имеешь, каково это.

– Я провела несколько недель вдали отсюда. – Я захлопала глазами, ошарашенная собственной наглостью, жесткостью.

В дверях возникла Линка с большим мотком лавандового тюля и замерла на месте. Взгляд у служанки был нечитаемый, и она, юркнув к одному из двух длинных столов, положила ткань на свободный его конец.

– На протяжении бесчисленных дней и ночей я терпела, сносила муки и надеялась, что смогу спасти эту семью, как и предрекали вы с отцом, – продолжала я. – Да, я не родила вам нового наследника, но все равно принесла пользу. Все это – моя заслуга. Не дай моим усилиям пропасть даром.

Линка, кажется, прыснула.